Неточные совпадения
— А — а, — протянул офицер с таким видом, как будто он одинаково не одобряет и Мазепу, и Жолкевского, а затем
удалился с
отцом в кабинет. Через четверть часа оба вышли оттуда и уселись
в коляску. Мать и тетки осторожно, но с тревогой следили из окон за уезжавшими. Кажется, они боялись, что
отца арестовали… А нам казалось странным, что такая красивая, чистенькая и приятная фигура может возбуждать тревогу…
Из кухни прибежала мать и, успокаивая
отца, постаралась освободить волосы Крыжановского из его руки. Когда это
удалось, архивариус еще раз поцеловал
отца в плечо и сказал...
В церковь я ходил охотно, только попросил позволения посещать не собор, где ученики стоят рядами под надзором начальства, а ближнюю церковь св. Пантелеймона. Тут, стоя невдалеке от
отца, я старался уловить настоящее молитвенное настроение, и это
удавалось чаще, чем где бы то ни было впоследствии. Я следил за литургией по маленькому требнику. Молитвенный шелест толпы подхватывал и меня, какое-то широкое общее настроение уносило, баюкая, как плавная река. И я не замечал времени…
Неточные совпадения
Дмитрий рассказал, что Кутузов сын небогатого и разорившегося деревенского мельника, был сельским учителем два года, за это время подготовился
в казанский университет, откуда его, через год, удалили за участие
в студенческих волнениях, но еще через год, при помощи
отца Елизаветы Спивак, уездного предводителя дворянства, ему снова
удалось поступить
в университет.
Я перепугался: бал и обед!
В этих двух явлениях выражалось все, от чего так хотелось
удалиться из Петербурга на время, пожить иначе, по возможности без повторений, а тут вдруг бал и обед!
Отец Аввакум также втихомолку смущался этим. Он не был
в Капштате и отчаивался уже быть. Я подговорил его уехать, и дня через два, с тем же Вандиком, который был еще
в Саймонстоуне, мы отправились
в Капштат.
Отец же, бывший когда-то приживальщик, а потому человек чуткий и тонкий на обиду, сначала недоверчиво и угрюмо его встретивший («много, дескать, молчит и много про себя рассуждает»), скоро кончил, однако же, тем, что стал его ужасно часто обнимать и целовать, не далее как через две какие-нибудь недели, правда с пьяными слезами,
в хмельной чувствительности, но видно, что полюбив его искренно и глубоко и так, как никогда, конечно, не
удавалось такому, как он, никого любить…
Явясь по двадцатому году к
отцу, положительно
в вертеп грязного разврата, он, целомудренный и чистый, лишь молча
удалялся, когда глядеть было нестерпимо, но без малейшего вида презрения или осуждения кому бы то ни было.
— Делайте, что хотите, — отвечал им сухо Дубровский, — я здесь уже не хозяин. — С этим словом он
удалился в комнату
отца своего и запер за собою дверь.