Неточные совпадения
Я
просто видел все, что описывал автор: и маленького пастуха в поле, и домик ксендза среди кустов сирени, и длинные коридоры в школьном здании, где Фомка из Сандомира торопливо несет вычищенные сапога учителя, чтобы затем бежать в
класс, и взрослую уже девушку, застенчиво встречающую тоже взрослого и «ученого» Фому, бывшего своего ученика.
В
классе поднялся какой-то особенный шум. Сзади кто-то заплакал. Прелин, красный и как будто смущенный, наклонился над журналом. Мой сосед, голубоглазый, очень приятный мальчик в узком мундирчике, толкнул меня локтем и спросил
просто, хотя с несколько озабоченным видом...
Все это было так завлекательно, так ясно и
просто, как только и бывает в мечтах или во сне. И видел я это все так живо, что… совершенно не заметил, как в
классе стало необычайно тихо, как ученики с удивлением оборачиваются на меня; как на меня же смотрит с кафедры старый учитель русского языка, лысый, как колено, Белоконский, уже третий раз окликающий меня по фамилии… Он заставил повторить что-то им сказанное, рассердился и выгнал меня из
класса, приказав стать у классной двери снаружи.
«Темного» карцера не было, никто нас туда не отводил, и мы проводили время
просто где-нибудь в пустом
классе. Это было очень удобно, особенно для невыучивших урока, но пользовались этим редко: так жутко было ощущение этой минуты… Того же результата, впрочем, можно было добиться иначе: стоило раскрыть ножик и начать чистить ногти. Самаревич принимался, как тощий ветряк на порывистом ветре, махать руками, называл ученика негодяем и высылал из
класса.
Начиналось оно всегда
просто, и мы не замечали, как, где, в каком месте Авдиев переходил к пафосу, потрясавшему нас как ряд электрических ударов, или к комизму, веявшему на
класс вихрем хохота.
Неточные совпадения
— Напрасно усмехаетесь. Никакая она не деятельница, а
просто — революционерка, как все честные люди бедного сословия.
Класса, — прибавила она. — И — не сумасшедшая, а… очень
просто, если бы у вас убили любимого человека, так ведь вас это тоже ударило бы.
— Ржига предупредил меня, что с Иваном придется поступить строго. Он приносил в
класс какие-то запрещенные книжки и неприличные фотографии. Я сказала Ржиге, что в книжках, наверное, нет ничего серьезного, это
просто хвастовство Дронова.
— Знаешь что, друг мой Прасковья Ивановна, ты, верно, опять что-нибудь вообразила себе, с тем вошла сюда. Ты всю жизнь одним воображением жила. Ты вот про пансион разозлилась; а помнишь, как ты приехала и весь
класс уверила, что за тебя гусар Шаблыкин посватался, и как madame Lefebure тебя тут же изобличила во лжи. А ведь ты и не лгала,
просто навоображала себе для утехи. Ну, говори: с чем ты теперь? Что еще вообразила, чем недовольна?
Однажды приятель его, учитель, тоже из семинаристов, по прозванию Кафернаумский, отличавшийся тем, что у него с самого рождения не проходил пот и что он в тридцать градусов мороза беспрестанно утирался, а в тридцать жа́ра у него
просто открывалась капель с лица, встретив Ивана Афанасьевича в
классе, сказал ему, нарочно при свидетелях:
В последнем
классе я уже сгибал легко серебряные пятачки и с трудом гривенники, но не хвастался этим. Раз только, сидя вдвоем с отцом, согнул о стол серебряный пятачок, а он
просто, как будто это вещь уж самая обыкновенная, расправил его да еще нравоучение прочитал: