Неточные совпадения
В молодых
годах он был очень красив и пользовался огромным успехом у женщин.
По — видимому, весь избыток молодых, может быть, недюжинных сил он отдавал разного рода предприятиям и приключениям в этой области, и это продолжалось за тридцать
лет. Собственная практика внушила ему глубокое недоверие к женской добродетели, и, задумав жениться, он составил своеобразный план для ограждения своего домашнего спокойствия…
Когда через несколько
лет молодой граф, отличавшийся безумною храбростью в сражениях с горцами, был прощен и вернулся на родину, то шляхтич пригласил соседей, при них сдал, как простой управляющий, самый точный отчет
по имениям и огромные суммы, накопленные за время управления.
На третьем или четвертом
году после свадьбы отец уехал
по службе в уезд и ночевал в угарной избе. Наутро его вынесли без памяти в одном белье и положили на снег. Он очнулся, но половина его тела оказалась парализованной. К матери его доставили почти без движения, и, несмотря на все меры, он остался на всю жизнь калекой…
Мать моя была католичка. В первые
годы моего детства в нашей семье польский язык господствовал, но наряду с ним я слышал еще два: русский и малорусский. Первую молитву я знал
по — польски и
по — славянски, с сильными искажениями на малорусский лад. Чистый русский язык я слышал от сестер отца, но они приезжали к нам редко.
В сентябре 1861
года город был поражен неожиданным событием. Утром на главной городской площади, у костела бернардинов, в пространстве, огражденном небольшим палисадником, публика, собравшаяся на базар, с удивлением увидела огромный черный крест с траурно — белой каймой
по углам, с гирляндой живых цветов и надписью: «В память поляков, замученных в Варшаве». Крест был высотою около пяти аршин и стоял у самой полицейской будки.
Оказалось, что
по количеству случаев порки она далеко оставила за собой все остальные: в 1858
году из шестисот учеников было высечено двести девяносто.
В июне того же
года,
по окончании экзаменов, происходил годичный гимназический акт.
Мы остались и прожили около полугода под надзором бабушки и теток. Новой «власти» мы как-то сразу не подчинились, и жизнь пошла кое-как. У меня были превосходные способности, и, совсем перестав учиться, я схватывал предметы на
лету, в классе, на переменах и получал отличные отметки. Свободное время мы с братьями отдавали бродяжеству: уходя веселой компанией за реку, бродили
по горам, покрытым орешником, купались под мельничными шлюзами, делали набеги на баштаны и огороды, а домой возвращались позднею ночью.
Вследствие этого, выдержав
по всем предметам, я решительно срезался на математике и остался на второй
год в том же классе. В это время был решен наш переезд к отцу, в Ровно.
Считая в
году по двести пятьдесят дней, проведенных в классах или церкви, и
по четыре — пять учебных часов ежедневно — это составит около восьми тысяч часов, в течение которых вместе со мною сотни молодых голов и юных душ находились в непосредственной власти десятков педагогов.
Художника Собкевича у нас убрали в конце первого же
года моего пребывания в житомирской гимназии: началось «обрусение», а он не мог приучиться говорить в классе только
по — русски.
Все, однако, признавали его образцовым учителем и пророчили блестящую учебно — административную карьеру. Это был типичный «братушка», какие через несколько
лет при Толстом заполонили наше просветительное ведомство с тем, однако, преимуществом, что Лотоцкий превосходно говорил
по — русски.
Летом мы, точно пираты, плавали
по ним в лодках, стараясь быстро пересечь открытые места, нырнуть в камыши, притаиться под мостами,
по которым грузной походкой проходил инспектор или ковылял Дитяткевич…
По семейному соглашению, сын капитана, Саня, жил у нас в Ровно весь учебный
год, а мы всей семьей приезжали к ним на каникулы.
— А теперь… Га! Теперь — все покатилось кверху тормашками на белом свете. Недавно еще…
лет тридцать назад, вот в этом самом Гарном Луге была еще настоящая шляхта… Хлопов держали в страхе… Чуть что… А! сохрани боже! Били, секли, мордовали!.. Правду тебе скажу, — даже бывало жалко… потому что не
по — христиански… А теперь…
Через много
лет я, пожилой и одинокий, так как остался верен своему чувству, посещаю после разных бурных скитаний
по свету их счастливую семью.
Однажды, когда все в квартире улеглись и темнота комнаты наполнилась тихим дыханием сна, я долго не спал и ворочался на своей постели. Я думал о том, куда идти
по окончании гимназии. Университет был закрыт, у матери средств не было, чтобы мне готовиться еще
год на аттестат зрелости…
Я думаю, многие из оканчивавших испытывают и теперь в большей или меньшей степени это настроение «последнего
года». Образование должно иметь свой культ, подымающий отдельные знания на высоту общего смысла. Наша система усердно барабанит
по отдельным клавишам. Разрозненных звуков до скуки много, общая мелодия отсутствует… Страх, поддерживающий дисциплину, улетучивается с
годами и привычкой. Внутренней дисциплины и уважения к школьному строю нет, а жизнь уже заглядывает и манит из-за близкой грани…
Часов в пять чудного летнего утра в конце июня 1870
года с книжками филаретовского катехизиса и церковной истории я шел за город к грабовой роще. В этот день был экзамен
по «закону божию», и это был уже последний.
Но этого в действительности не было.
По отъезде из Дубно обратно в Житомир я почти весь
год провел в бродяжничестве
по окрестностям и как-то слишком скоро забыл и Люню, и ее черные глаза, и даже собственную необыкновенную храбрость…
Было это уже весной, подходили экзамены, наши вечера и танцы прекратились, потом мы уехали на каникулы в деревню. А когда опять подошла осень и мы стали встречаться, я увидел, что наша непрочная «взаимная симпатия» оказалась односторонней. Задатки этой драмы были даны вперед. Мы были одногодки. Я перешел в пятый класс и оставался
по — прежнему «мальчишкой», а она стала красивым подростком пятнадцати
лет, и на нее стали обращать внимание ученики старших классов и даже взрослые кавалеры.
Неточные совпадения
Городничий (бьет себя
по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать
лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что
лет уже
по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Хлестаков, молодой человек
лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет
по моде.
Да распрямиться дедушка // Не мог: ему уж стукнуло, //
По сказкам, сто
годов, // Дед жил в особой горнице, // Семейки недолюбливал, // В свой угол не пускал;
К нам земская полиция // Не попадала
по́
году, — // Вот были времена!