Неточные совпадения
Отец решил как-то, что мне и младшему брату пора исповедываться, и взял нас с собой в
церковь. Мы отстояли вечерню. В
церкви было почти пусто, и по ней ходил тот осторожный, робкий, благоговейный шорох, который бывает среди немногих молящихся. Из темной кучки исповедников выделялась какая-нибудь фигура, становилась на колени, священник накрывал голову исповедующегося и сам внимательно наклонялся… Начинался тихий, важный, проникновенный шопот.
Однажды мать взяла меня с собой в костел. Мы бывали в
церкви с
отцом и иногда в костеле с матерью. На этот раз я стоял с нею в боковом приделе, около «сакристии». Было очень тихо, все будто чего-то ждали… Священник, молодой, бледный, с горящими глазами, громко и возбужденно произносил латинские возгласы… Потом жуткая глубокая тишина охватила готические своды костела бернардинов, и среди молчания раздались звуки патриотического гимна: «Boźe, coś Polskę przez tak długie wieki…»
— Плевать… У нас, брат, в Белой
Церкви, не так драли… Черви заводились.
Отец тоже лупит, сволочь, здорово!
Отец недавно вернулся из
церкви в благодушном настроении и, надев халат, ходил взад и вперед по гостиной.
В
церковь я ходил охотно, только попросил позволения посещать не собор, где ученики стоят рядами под надзором начальства, а ближнюю
церковь св. Пантелеймона. Тут, стоя невдалеке от
отца, я старался уловить настоящее молитвенное настроение, и это удавалось чаще, чем где бы то ни было впоследствии. Я следил за литургией по маленькому требнику. Молитвенный шелест толпы подхватывал и меня, какое-то широкое общее настроение уносило, баюкая, как плавная река. И я не замечал времени…
Кто-то предложил вопрос: правда ли, что спастись можно только в восточно — православной
церкви, а все остальное человечество, ничего о ней не знающее или остающееся верным исповеданию
отцов, обречено на вечные страдания…
— Толстой-то, а? В мое время… в годы юности, молодости моей, — Чернышевский, Добролюбов, Некрасов — впереди его были. Читали их, как
отцов церкви, я ведь семинарист. Верования строились по глаголам их. Толстой незаметен был. Тогда учились думать о народе, а не о себе. Он — о себе начал. С него и пошло это… вращение человека вокруг себя самого. Каламбур тут возможен: вращение вокруг частности — отвращение от целого… Ну — до свидания… Ухо чего-то болит… Прошу…
Для более радикального обращения в православие в мое время началось особенное увлечение восточными
отцами церкви, которым нередко приписывали то, чего у них найти нельзя.
Я знал то, что было высказано об этом предмете у
отцов церкви — Оригена, Тертуллиана и других, — знал и о том, что существовали и существуют некоторые, так называемые, секты менонитов, гернгутеров, квакеров, которые не допускают для христианина употребления оружия и не идут в военную службу; но что было сделано этими, так называемыми, сектами для разъяснения этого вопроса, было мне мало известно.
Неточные совпадения
На старшую дочь Александру Степановну он не мог во всем положиться, да и был прав, потому что Александра Степановна скоро убежала с штабс-ротмистром, бог весть какого кавалерийского полка, и обвенчалась с ним где-то наскоро в деревенской
церкви, зная, что
отец не любит офицеров по странному предубеждению, будто бы все военные картежники и мотишки.
Впрочем, и трудно было, потому что представились сами собою такие интересные подробности, от которых никак нельзя было отказаться: даже названа была по имени деревня, где находилась та приходская
церковь, в которой положено было венчаться, именно деревня Трухмачевка, поп —
отец Сидор, за венчание — семьдесят пять рублей, и то не согласился бы, если бы он не припугнул его, обещаясь донести на него, что перевенчал лабазника Михайла на куме, что он уступил даже свою коляску и заготовил на всех станциях переменных лошадей.
«И полно, Таня! В эти лета // Мы не слыхали про любовь; // А то бы согнала со света // Меня покойница свекровь». — // «Да как же ты венчалась, няня?» — // «Так, видно, Бог велел. Мой Ваня // Моложе был меня, мой свет, // А было мне тринадцать лет. // Недели две ходила сваха // К моей родне, и наконец // Благословил меня
отец. // Я горько плакала со страха, // Мне с плачем косу расплели // Да с пеньем в
церковь повели.
Среди кладбища каменная
церковь, с зеленым куполом, в которую он раза два в год ходил с
отцом и с матерью к обедне, когда служились панихиды по его бабушке, умершей уже давно и которую он никогда не видал.
— Ну, вот тебе беспереводный рубль, — сказала она. Бери его и поезжай в
церковь. После обедни мы, старики, зайдем к батюшке,
отцу Василию, пить чай, а ты один, — совершенно один, — можешь идти на ярмарку и покупать все, что ты сам захочешь. Ты сторгуешь вещь, опустишь руку в карман и выдашь свой рубль, а он опять очутится в твоем же кармане.