Ксения Яковлевна взглянула по направлению руки своей сенной девушки. Сердце у нее радостно забилось. По дороге, прилегающей к поселку, но еще довольно далеко от хором, двигалась группа всадников, человек пятьдесят, а впереди ехал, стройно держась в седле и, казалось, подавляя своею тяжестью низкорослую лошадку, красивый статный мужчина. Скорее зрением сердца, нежели глаз, которые у нее не были так зорки, как у Домаши, Ксения Яковлевна узрела в этом едущем впереди
отряда всаднике Ермака Тимофеевича.
Неточные совпадения
Поздними осенними сумерками холодного литовского дня один из таких
отрядов, состоявший из тридцати хорошо вооруженных
всадников, осторожно шел узенькою болотною дорожкою по пуще, на север от Беловежи.
Другой
отряд, предводимый Перстнем, поспешил к Поганой Луже, на переём неизвестным
всадникам.
В некотором расстоянии от этого войска стояли особо человек пятьсот
всадников, в числе которых заметны были также казаки; но порядок и тишина, ими наблюдаемая, и приметное уважение к старшинам, которые находились при своих местах в беспрестанной готовности к сражению, — все удостоверяло, что этот небольшой
отряд не принадлежал к войску князя Трубецкого.
Но вот
отряд подходит все ближе и ближе; наблюдающие его приближение домашние люди уже узнают в лицо каждого из четырех
всадников, везущих впереди
отряда странную ношу; видно, наконец, и грозно нахмуренное лицо самого боярина.
Но вот кому-то удалось рассмотреть, что четыре
всадника, едущие впереди
отряда, держат под укрюками седельных арчаков углы большого пестрого персидского ковра. Это тот самый ковер, назначением которого было покрывать в отъезжем поле большой боярский шатер. Теперь на этом ковре, подвешенном как люлька между четырьмя седлами, лежит что-то маленькое, обложенное белыми пуховыми подушками и укутанное ярко цветным шелковым архалуком боярина.