Неточные совпадения
В один прекрасный день он
нашел не совсем удобным для своей жениховской репутации, что у него нет прислуги, вследствие чего он должен сам подметать комнату и ежедневно путешествовать с таинственным предметом под полой халата.
В больших, навыкате, глазах (и кто только мог
находить их красивыми!) начинала бегать какая-то зеленоватая искорка. Все мое внимание отливало к пяти уколам на верхушке головы, и я отвечал тихо...
Эти сильные и довольно разнообразные ощущения стали между мной и арифметикой неодолимой преградой. Даже когда Пашковскому через некоторое время отказали (или он
нашел невесту), я все-таки остался при убеждении, что поверку деления можно понять лишь по особой милости господа,
в которой мне отказано с рождения…
Известие с быстротою молнии облетело весь город. К месту появления креста стал стекаться народ. Начальство не
нашло ничего лучше, как вырыть крест и отвезти его
в полицию.
Я думаю поэтому, что если бы кто-нибудь сумел вскрыть мою душу, то и
в этот период моей жизни он бы наверное
нашел, что наибольшим удельным весом обладали
в ней те чувства, мысли, впечатления, какие она получала от языка, литературы и вообще культурных влияний родины моей матери.
Сердце у меня тревожно билось,
в груди еще стояло ощущение теплоты и удара. Оно, конечно, скоро прошло, но еще и теперь я ясно помню ту смутную тревогу, с какой во сне я искал и не
находил то, что мне было нужно, между тем как рядом,
в спутанном клубке сновидений, кто-то плакал, стонал и бился… Теперь мне кажется, что этот клубок был завязан тремя «национализмами», из которых каждый заявлял право на владение моей беззащитной душой, с обязанностью кого-нибудь ненавидеть и преследовать…
Таблица с этими рубриками должна была висеть на стене, и ученику, совершившему проступок, предстояло самому
найти его
в соответствующей графе.
В назначенный день я пошел к Прелину. Робко, с замирающим сердцем
нашел я маленький домик на Сенной площади, с балконом и клумбами цветов. Прелин,
в светлом летнем костюме и белой соломенной шляпе, возился около цветника. Он встретил меня радушно и просто, задержал немного
в саду, показывая цветы, потом ввел
в комнату. Здесь он взял мою книгу, разметил ее, показал, что уже пройдено, разделил пройденное на части, разъяснил более трудные места и указал, как мне догнать товарищей.
Былина о «Коршуне — Мине и Прометее — Буйвиде», конечно, не могла бы
найти места
в этом журнале, как и другие, порой несомненно остроумные сатиры безыменных поэтов — школьников…
Когда сторож пришел вечером, чтобы освободить заключенного, он
нашел его
в беспамятстве свернувшегося комочком у самой двери. Сторож поднял тревогу, привел гимназическое начальство, мальчика свезли на квартиру, вызвали мать… Но Янкевич никого не узнавал, метался
в бреду, пугался, кричал, прятался от кого-то и умер, не приходя
в сознание…
Из первых учеников я давно спустился к середине и
нахожу это наиболее для себя подходящим: честолюбие меня не мучит, тройки не огорчают… А зато на пруду
в эти лунные ночи грудь дышит так полно, и под свободные движения так хорошо работает воображение… Луна подымается, заглядывает
в пустые окна мертвого замка, выхватывает золотой карниз, приводит
в таинственное осторожное движение какие-то неясные тени… Что-то шевелится, что-то дышит, что-то оживает…
— Что он понимает, этот малыш, — сказал он с пренебрежением. Я
в это время, сидя рядом с теткой, сосредоточенно пил из блюдечка чай и думал про себя, что я все понимаю не хуже его, что он вообще противный, а баки у него точно прилеплены к щекам. Вскоре я узнал, что этот неприятный мне «дядя»
в Киеве резал лягушек и трупы, не
нашел души и не верит «ни
в бога, ни
в чорта».
В нем одном мы
находим ощущения, которых не дают и не требуют ни арифметика, ни география, ни аористы: самоотвержение, готовность пострадать за общее дело, мужество, верность.
Бесчисленные поколения людей, как мелколесье на горных склонах, уместились на расстоянии двадцати столетий, протекших с той ночи, когда на небе сияла хвостатая звезда и
в вифлеемской пещере
нашла приют семья плотника Иосифа, пришедшего из Назарета для переписи по указу Августа.
Через некоторое время шляхтича
нашли утопленным
в колодце, а гайдамака выдал знакомый мужик.
Казалось, кто-то ворвался
в дом и слепо стучится к нам
в двери, не
находя входа…
Быть может, во веем городе я один стою вот здесь, вглядываясь
в эти огни и тени, один думаю о них, один желал бы изобразить и эту природу, и этих людей так, чтобы все было правда и чтобы каждый
нашел здесь свое место.
Одно время я даже заинтересовался географией с той точки зрения, где можно бы
в наше прозаическое время
найти уголок для восстановления Запорожской сечи, и очень обрадовался, услыхав, что Садык — паша Чайковский ищет того же романического прошлого на Дунае,
в Анатолии и
в Сирии…
Я
нашел тогда свою родину, и этой родиной стала прежде всего русская литература {Эта часть истории моего современника вызвала оживленные возражения
в некоторых органах украинской печати.
Недели через две или три
в глухой городишко пришел ответ от «самого» Некрасова. Правда, ответ не особенно утешительный: Некрасов
нашел, что стихи у брата гладки, приличны, литературны; вероятно, от времени до времени их будут печатать, но… это все-таки только версификация, а не поэзия. Автору следует учиться, много читать и потом, быть может, попытаться использовать свои литературные способности
в других отраслях литературы.
Скоро, однако, умный и лукавый старик
нашел средство примириться с «новым направлением». Начались религиозные споры, и
в капитанской усадьбе резко обозначились два настроения. Женщины — моя мать и жена капитана — были на одной стороне, мой старший брат, офицер и студент — на другой.
Я прошел туда же,
нашел в темноте лестницу и поднялся к ним, стараясь потише шуршать душистым сеном.
— Н — нет, — ответил я. Мне самому так хотелось
найти свою незнакомку, что я бы с удовольствием пошел на некоторые уступки… Но… я бы не мог объяснить, что именно тут другое: другое было ощущение, которым был обвеян мой сон. Здесь его не было, и
в душе подымался укор против всякого компромисса. — Не то! — сказал я со вздохом.
Однажды я лежал на траве
в запущенном углу нашего сада
в особенном настроении, которое
в этом сонном городишке
находило на меня довольно часто.
Кольцо разрывалось, находившийся
в центре его подавал кому-нибудь руку, остальные старались поскорее
найти себе пару. Для игры нужно было нечетное число участников, и, значит, кто-нибудь оставался. Оставшийся давал «фант» и становился
в середину.
Я был подвижен, силен, — и потребность движения не
находила исхода
в одних играх.
Должно быть, во сне я продолжал говорить еще долго и много
в этом же роде, раскрывая свою душу и стараясь заглянуть
в ее душу, но этого я уже не запомнил. Помню только, что проснулся я с знакомыми ощущением теплоты и разнеженности, как будто еще раз
нашел девочку
в серой шубке…
Как я от него избавился, и как постепенно начал опять
находить себя, и какую благодарную роль
в этом процессе играла русская литература, — об этом я расскажу еще
в заключительных главах моей юности.
После этого, как известно, юный джентльмен сделал веселую гримасу, но,
находя, что радоваться нечему, испустил глубокий вздох, а рассудив, что печалиться не следовало, сделал опять веселую гримасу и, наконец, опустился
в кладезь молчания, на самое дно…
Но тут мое очарование было неожиданно прервано: брат, успевший сходить
в библиотеку и возвращавшийся оттуда
в недоумении, не
найдя меня, обратил внимание на кучку еврейской молодежи, столпившейся около моего убежища.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Да из собственного его письма. Приносят ко мне на почту письмо. Взглянул на адрес — вижу: «
в Почтамтскую улицу». Я так и обомлел. «Ну, — думаю себе, — верно,
нашел беспорядки по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты
нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность
в поступках.
Ах! что ты, парень,
в девице //
Нашел во мне хорошего?
Поспоривши, повздорили, // Повздоривши, подралися, // Подравшися, удумали // Не расходиться врозь, //
В домишки не ворочаться, // Не видеться ни с женами, // Ни с малыми ребятами, // Ни с стариками старыми, // Покуда спору нашему // Решенья не
найдем, // Покуда не доведаем // Как ни на есть — доподлинно, // Кому жить любо-весело, // Вольготно на Руси?
В один стожище матерый, // Сегодня только сметанный, // Помещик пальцем ткнул, //
Нашел, что сено мокрое, // Вспылил: «Добро господское // Гноить? Я вас, мошенников, // Самих сгною на барщине! // Пересушить сейчас!..» // Засуетился староста: // — Недосмотрел маненичко! // Сыренько: виноват! — // Созвал народ — и вилами // Богатыря кряжистого, //
В присутствии помещика, // По клочьям разнесли. // Помещик успокоился.