Неточные совпадения
Мы, дети, беспечно рассматривали эту виньетку, но истинное значение ее поняли только на следующее утро, когда
отец велел поднять нас с постели и привести в его
комнату.
В этой
комнате стояла широкая бадья с холодной водой, и
отец, предварительно проделав всю процедуру над собой, заставил нас по очереди входить в бадью и, черпая жестяной кружкой ледяную воду, стал поливать нас с головы до ног.
Вернувшись со службы,
отец застал свою
комнату заваленною тазами, компрессами, примочками, пузырьками с лекарством.
Я прижался в своем уголке, стараясь, чтобы он меня не заметил, но вместе что-то мешало мне выскользнуть из
комнаты. Это был страх за
отца: Дешерт был огромный и злой, а хромой
отец казался слабым и беззащитным.
Он остановился, как будто злоба мешала ему говорить. В
комнате стало жутко и тихо. Потом он повернулся к дверям, но в это время от кресла
отца раздался сухой стук палки о крашеный пол. Дешерт оглянулся; я тоже невольно посмотрел на
отца. Лицо его было как будто спокойно, но я знал этот блеск его больших выразительных глаз. Он сделал было усилие, чтобы подняться, потом опустился в кресло и, глядя прямо в лицо Дешерту, сказал по — польски, видимо сдерживая порыв вспыльчивости...
— А вот увидишь, — сказал
отец, уже спокойно вынимая табакерку. Дешерт еще немного посмотрел на него остолбенелым взглядом, потом повернулся и пошел через
комнату. Платье на его худощавом теле как будто обвисло. Он даже не стукнул выходной дверью и как-то необычно тихо исчез…
По уходе старика
отец долго задумчиво ходил по
комнатам, а затем, остановившись, произнес сентенцию...
Однажды мы сидели за уроком с
комнате Марыни, которая занималась с малышами французским языком, когда ее позвали в кабинет
отца.
Но едва
отец, прихрамывая и опираясь на палку, дошел до конца
комнаты, архивариус так же неслышно исчез опять в сенях.
И теперь, пока
отец лежал, попыхивая трубкой, капитан ходил по
комнате, останавливался, жестикулировал, увлекался и увлекал.
Возвращаясь домой,
отец сразу слабел и, едва пообедав, ложился спать. По вечерам опять занимался, а затем ходил, по совету врача, полчаса по
комнате, с трудом волоча ноги и постукивая палкой. Дослужить… дослужить во что бы то ни стало остающиеся несколько месяцев… На эту задачу свелась теперь вся жизненная энергия этого не совсем заурядного человека!
Я вдруг вспомнил далекий день моего детства. Капитан опять стоял среди
комнаты, высокий, седой, красивый в своем одушевлении, и развивал те же соображения о мирах, солнцах, планетах, «круговращении естества» и пылинке, Навине, который, не зная астрономии, останавливает все мироздание… Я вспомнил также
отца с его уверенностью и смехом…
На ученической квартире, которую после смерти
отца содержала моя мать, я был «старшим». В этот год одну
комнату занимал у нас юноша Подгурский, сын богатого помещика, готовившийся к поступлению в один из высших классов. Однажды директор, посетив квартиру, зашел в
комнату Подгурского в его отсутствии и повел в воздухе носом.
Я не в Житомире, а в Ровно; рядом со мной другая
комната, где спят братья, дальше гостиная, потом спальня
отца и матери…
Прежде всего хорошо было, что она тотчас же увела Клима из
комнаты отца; глядя на его полумертвое лицо, Клим чувствовал себя угнетенно, и жутко было слышать, что скрипки и кларнеты, распевая за окном медленный, чувствительный вальс, не могут заглушить храп и мычание умирающего.
Неточные совпадения
Казалось, очень просто было то, что сказал
отец, но Кити при этих словах смешалась и растерялась, как уличенный преступник. «Да, он всё знает, всё понимает и этими словами говорит мне, что хотя и стыдно, а надо пережить свой стыд». Она не могла собраться с духом ответить что-нибудь. Начала было и вдруг расплакалась и выбежала из
комнаты.
Левину хотелось поговорить с ними, послушать, что они скажут
отцу, но Натали заговорила с ним, и тут же вошел в
комнату товарищ Львова по службе, Махотин, в придворном мундире, чтобы ехать вместе встречать кого-то, и начался уж неумолкаемый разговор о Герцеговине, о княжне Корзинской, о думе и скоропостижной смерти Апраксиной.
Мальчик, краснея и не отвечая, осторожно потягивал свою руку из руки дяди. Как только Степан Аркадьич выпустил его руку, он, как птица, выпущенная на волю, вопросительно взглянув на
отца, быстрым шагом вышел из
комнаты.
Когда Анна вошла в
комнату, Долли сидела в маленькой гостиной с белоголовым пухлым мальчиком, уж теперь похожим на
отца, и слушала его урок из французского чтения. Мальчик читал, вертя в руке и стараясь оторвать чуть державшуюся пуговицу курточки. Мать несколько раз отнимала руку, но пухлая ручонка опять бралась за пуговицу. Мать оторвала пуговицу и положила ее в карман.
Маленькая горенка с маленькими окнами, не отворявшимися ни в зиму, ни в лето,
отец, больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по
комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в руках, чернилами на пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье по
комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.