Цитаты со словом «урок»
Чтобы мальчик не сидел даром и не баловался с разными висельниками («урвисами», — мы догадались, что под этим лестным названием Уляницкий разумел нас), он задает ему
урок: щипать перья для подушек, и нащипанные перья продает еврейкам.
В пансионе Окрашевской учились одни дети, и я чувствовал себя там ребенком. Меня привозили туда по утрам, и по окончании
урока я сидел и ждал, пока за мной заедет кучер или зайдет горничная. У Рыхлинскогс учились не только маленькие мальчики, но и великовозрастные молодые люди, умевшие уже иной раз закрутить порядочные усики. Часть из них училась в самом пансионе, другие ходили в гимназию. Таким образом я с гордостью сознавал, что впервые становлюсь членом некоторой корпорации.
Во время
уроков он или подчищал ногти какой-то костяшкой, или старательно поправлял усы концами длинных костлявых и закуренных до желтизны пальцев…
Окрики Пашковского долетали до нас все глуше, и мы непрочь были бы пролежать так до конца
урока. Скоро, однако, подушки одна за другой летели опять по кроватям, наше благополучное погребение кончалось, и мы воскресали для новых бедствий.
На
уроках всегда бывало так тихо, что одни голоса учителей, занимавшихся в разных комнатах, раздавались по всему пансиону.
Когда мы вернулись в пансион, оба провинившиеся были уже тут и с тревогой спрашивали, где Гюгенет и в каком мы его оставили настроении. Француз вернулся к вечернему чаю; глаза у него были веселые, но лицо серьезно. Вечером мы по обыкновению сидели в ряд за длинными столами и, закрыв уши, громко заучивали
уроки. Шум при этом стоял невообразимый, а мосье Гюгенет, строгий и деловитый, ходил между столами и наблюдал, чтобы не было шалостей.
Однажды мы сидели за
уроком с комнате Марыни, которая занималась с малышами французским языком, когда ее позвали в кабинет отца.
Вернулась она оттуда вся красная, с заплаканными глазами, и попыталась продолжать
урок.
Мне нравилось в нем все: и чистенькое, хорошо лежавшее на его тонкой фигуре платье, и походка, как будто слегка неуклюжая и, несмотря на это, изящная, и тихая улыбка, и какая-то особенная сдержанность среди шумной ватаги пансионеров, и то, как он, ответив
урок у доски, обтирал белым платком свои тонкие руки.
В самом начале
урока он взял в руки список и стал громко читать фамилии. — Поляк? — спрашивал он при этом. — Русский? — Поляк? — Поляк?
Я очень сконфузился и не знал, что ответить, а Буткевич после
урока подошел ко мне, запустил руки в мои волосы, шутя откинул назад мою голову и сказал опять...
На следующий же
урок Буткевич принес мне маленькую брошюрку, кажется киевского издания. На обложке было заглавие, если не ошибаюсь: «Про Чуприну та Чортовуса», а виньетка изображала мертвого казака, с «оселедцем» на макушке и огромнейшими усами, лежавшего, раскинув могучие руки, на большом поваленном пне…
Наконец в конце июня 1863 года и я в мундире с красным воротником и медными пуговицами отправился в первый раз на
уроки в новое гимназическое здание.
Я чувствовал себя, как в лесу, и, когда на первом
уроке молодой учитель естественной истории назвал вдруг мою фамилию, я замер. Сердце у меня забилось, и я беспомощно оглянулся. Сидевший рядом товарищ толкнул меня локтем и сказал: «Иди, иди к кафедре». И тотчас же громко прибавил...
— Чего смеешься?.. Смотри, Ольшанский, — скоро суббота…
Уроки, небось, опять не вытвердил?
Ольшанский беспечно показал грозному Мине язык и скрылся в коридоре. Перед
уроком, когда уже все сидели на местах, в класс вошел надзиратель Журавский и, поискав кого-то глазами, остановил их на мне...
По окончании
уроков я с несколькими учениками прошел к Журавскому.
Крыштанович рассказал мне, улыбаясь, что над ним только что произведена «экзекуция»… После
уроков, когда он собирал свои книги, сзади к нему подкрался кто-то из «стариков», кажется Шумович, и накинул на голову его собственный башлык. Затем его повалили на парту, Крыштанович снял с себя ремень, и «козе» урезали десятка полтора ремней. Закончив эту операцию, исполнители кинулись из класса, и, пока Домбровекий освобождался от башлыка, они старались обратить на себя внимание Журавского, чтобы установить alibi.
Крыштанович, с которым мы теперь каждый день уходили из гимназии вместе, тоже был настроен невесело и перед последним
уроком сказал...
После
уроков, когда масса учеников быстро схлынула, в опустевшем и жутко затихшем коридоре осталась только угрюмая кучка обреченных. Вышел Журавский с ведомостью в руках, Мина своей развалистой походкой последовал за ним. Увидев меня, Журавский остановился.
Побег этот взволновал всю гимназию, и, сидя на
уроках, мы шопотом делились предположениями о том, далеко ли успели уйти наши беглецы.
Был как раз
урок арифметики, когда один из беглецов, уже наказанный, угрюмо вошел в класс.
Затем, хорошо зная, что мальчик не мог приготовиться, он спросил
урок и долго с наслаждением вычерчивал в журнале единицу.
Он упорно осуществлял свой план, не приготовляя
уроков, глубоко презирал и наказания, и весь школьный режим, не любил говорить о своей семье, охотно упоминая лишь о сестре, которую иной раз обзывал ласково самыми грубыми площадными названиями.
В карцер я, положим, попал скоро. Горячий француз, Бейвель, обыкновенно в течение
урока оставлял по нескольку человек, но часто забывал записывать в журнал. Так же он оставил и меня. Когда после урока я вместе с Крыштановичем подошел в коридоре к Журавскому, то оказалось, что я в списке не числюсь.
— Она не узнает… Можешь сказать, что заходил к товарищу учить
уроки…
На следующий день он не пришел на
уроки, и я сидел рядом с его пустым местом, а в моей голове роились воспоминания вчерашнего и смутные вопросы.
Такие ростки я, должно быть, вынес в ту минуту из беззаботных, бесцельных и совершенно благонамеренных разговоров «старших» о непопулярной реформе. Перед моими глазами были лунный вечер, сонный пруд, старый замок и высокие тополи. В голове, может быть, копошились какие-нибудь пустые мыслишки насчет завтрашнего дня и начала
уроков, но они не оставили никакого следа. А под ними прокладывали себе дорогу новые понятия о царе и верховной власти.
Это было несколько лет назад. Ученика младших классов Янкевича «преследовало» гимназическое начальство, и однажды его оставили в карцере «за невнимание на
уроке». Мальчик говорил, что он болен, отпрашивался домой, но ему не поверили.
Одетый всегда с иголочки, тщательно выбритый, без пылинки на блестящем мундире, — он являлся на
урок минута в минуту и размеренным шагом всходил на кафедру.
Его боялись,
уроки ему готовили лучше, чем другим, в совете его голос обладал большим весом.
Было известно, что за шесть или семь лет учительства он не пропустил ни одного
урока.
И опять несколько
уроков проходило среди остолбенелого «порядка», пока Лотоцкий не натыкался на желто — красного попугая или иное гипнотизирующее слово.
Ученики, знающие всю эту историю (порой по рассказам своих отцов), предаются посторонним занятиям, зубрят следующие
уроки, играют в пуговицы и перья.
Начиная объяснение задаваемого
урока, Егоров подходил к первой парте и упирался в нее животом. На этот предмет ученики смазывали первую парту мелом. Дитяткевич в коридоре услужливо стирал белую полосу на животе Егорова, но тот запасался ею опять на ближайшем уроке.
«Темного» карцера не было, никто нас туда не отводил, и мы проводили время просто где-нибудь в пустом классе. Это было очень удобно, особенно для невыучивших
урока, но пользовались этим редко: так жутко было ощущение этой минуты… Того же результата, впрочем, можно было добиться иначе: стоило раскрыть ножик и начать чистить ногти. Самаревич принимался, как тощий ветряк на порывистом ветре, махать руками, называл ученика негодяем и высылал из класса.
В каждом классе у Кранца были избранники, которых он мучил особенно охотно… В первом классе таким мучеником был Колубовский, маленький карапуз, с большой головой и толстыми щеками… Входя в класс, Кранц обыкновенно корчил примасу и начинал брезгливо водить носом. Все знали, что это значит, а Колубовский бледнел. В течение
урока эти гримасы становились все чаще, и, наконец, Кранц обращался к классу...
Первое время после этого Кранц приходил в первый класс, желтый от злости, и старался не смотреть на Колубовского, не заговаривал с ним и не спрашивал
уроков. Однако выдержал недолго: шутовская мания брала свое, и, не смея возобновить представление в полном виде, Кранц все-таки водил носом по воздуху, гримасничал и, вызвав Колубовского, показывал ему из-за кафедры пробку.
— Погоновский! — выкрикивает он сердито, приступая к
уроку. Класс сговорился сегодня не отвечать. Погоновский встает и говорит деловитым тоном...
— Я, господин учитель, сегодня
урока не готовил.
Через несколько минут все уже на воле и вместо скучного
урока с увлечением играют в мяч в укромном уголке сада.
Впрочем, Дитяткевич, отлично знающий эту особенность
уроков Радомирецкого, порой отправляется в экспедицию и берет в плен беглецов.
Порой он был прямо интересен, только это редко случалось на
уроках.
В его задумчивой улыбке сквозил тихий юмор, на
уроках иногда слетало меткое суждение или слово, но о «теории словесности» даже в лучших учениках он не успел поселить никакого представления…
Один из лучших учителей, каких я только знал, Авдиев (о котором я скажу дальше), в начале своего второго учебного года на первом
уроке обратился к классу с шутливым предложением...
— Нет ли, господа, у кого-нибудь записок моего прошлогоднего первого
урока? Есть? Отлично. Проэкзаменуйте меня, пожалуйста: я буду говорить, а вы отмечайте фразы, которые я повторю по — прошлогоднему.
К семи часам ученики, жившие на общих квартирах, должны были сидеть за столами и готовить
уроки.
И потом спится так крепко, несмотря на то, что
уроки совсем не готовы…
В таком настроении я перешел и в ровенскую гимназию. Здесь, на первом же
уроке закона божия, священник о. Крюковский вызвал меня к кафедре и заставил читать молитвы. Читая «Отче наш», я ошибся в ударении и, вместо «на небесèх», сказал «на небèсех».
Цитаты из русской классики со словом «урок»
Вот слушайте: «Учительница подготовляет во все учебные заведения (слышите, во все) и дает
уроки арифметики», — одна лишь строчка, но классическая!
Когда же Коля стал ходить в школу и потом в нашу прогимназию, то мать бросилась изучать вместе с ним все науки, чтобы помогать ему и репетировать с ним
уроки, бросилась знакомиться с учителями и с их женами, ласкала даже товарищей Коли, школьников, и лисила пред ними, чтобы не трогали Колю, не насмехались над ним, не прибили его.
Что он там, в немецкой школе, что ли, сидит да
уроки учит?
Дарья Александровна, еще в Москве учившаяся с сыном вместе латинскому языку, приехав к Левиным, за правило себе поставила повторять с ним, хоть раз в день
уроки самые трудные из арифметики и латинского.
Соловьев взял на себя обучить девушку грамматике и письму. Чтобы не утомлять ее скучными
уроками и в награду за ее успехи, он будет читать ей вслух доступную художественную беллетристику, русскую и иностранную. Лихонин оставил за собою преподавание арифметики, географии и истории.
Ассоциации к слову «урок»
Предложения со словом «урок»
- До начала первого урока оставалось меньше десяти минут, а в корпусе для старшеклассников, как обычно, стояла тишина.
- Спросите его, как он чувствовал себя в детстве, сколько времени делал уроки.
- Он отчаянно пытается вспомнить последний урок истории перед самыми каникулами.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «урок»
Значение слова «урок»
УРО́К, -а, м. 1. Устар. Работа, заданная на определенный срок. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова УРОК
Афоризмы русских писателей со словом «урок»
- Не много истинных пророков
С печатью власти на челе,
С дарами выспренних уроков,
С глаголом неба на земле.
- Надо с грустью признать, что человечество, как и прежде, упорно не желает извлекать уроков из чужого опыта.
- В науке надо повторять уроки, чтобы хорошо помнить их; в морали надо хорошо помнить ошибки, чтобы не повторять их.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно