Цитаты со словом «спрашиваешь»
Когда однажды мы, дети,
спросили, что это такое, то отец ответил, что это наш «герб» и что мы имеем право припечатывать им свои письма, тогда как другие люди этого права не имеют.
— Дело кончилось? —
спросила мать тихо.
После похорон некоторое время во дворе толковали, что ночью видели старого «коморника», как при жизни, хлопотавшим по хозяйству. Это опять была с его стороны странность, потому что прежде он всегда хлопотал по хозяйству днем… Но в то время, кажется, если бы я встретил старика где-нибудь на дворе, в саду или у конюшни, то, вероятно, не очень бы удивился, а только, пожалуй,
спросил бы объяснения его странного и ни с чем несообразного поведения, после того как я его «не укараулил»…
— Погоди, — ответил Скальский. — На следующее утро иду в корпус.
Спрашиваю швейцара: как мне увидеть сына? «Ступайте, говорит, ваше благородие в мертвецкую»… Потом… рассказали: умер ровно в одиннадцать ночи… — И значит — это его я не пустил в комнату. Душа прилетала прощаться…
Мало — помалу, однако, сближение начиналось. Мальчик перестал опускать глаза, останавливался, как будто соблазняясь заговорить, или улыбался, проходя мимо нас. Наконец однажды, встретившись с нами за углом дома, он поставил на землю грязное ведро, и мы вступили в разговор. Началось, разумеется, с вопросов об имени, «сколько тебе лет», «откуда приехал» и т. д. Мальчик
спросил в свою очередь, как нас зовут, и… попросил кусок хлеба.
Свободным голосом, какого уже несколько дней не слышно было в нашей квартире, он
спросил...
— Что ты так на меня смотришь? —
спросил Дешерт жалобно и ворчливо.
— Что? —
спросил отец. Глаза его наблюдали и смеялись.
В комнату вбежала мать и
спросила с тревогой...
К завтраку, когда все воспитанники уселись за пять или шесть столов, причем за средним сидел сам Рыхлинский, а за другими — его жена, дочь и воспитатели, Рыхлинский
спросил по — французски...
Зато во всех остальных отношениях всякое шпионство и взаимные жалобы совершенно не терпелись. В тех случаях, когда какой-нибудь новичок приходил с жалобой или доносом, Рыхлинский немедленно вызывал виновного и производил строгое расследование. Если донос оказывался верным, — следовало наказание: шла в ход та же линейка или виновный ставился на колени. Но при наказании непременно должен был присутствовать и доносчик. Иной раз Рыхлинский
спрашивал его...
— Ты дышишь? —
спрашивал меня добряк Сурин.
Когда мы вернулись в пансион, оба провинившиеся были уже тут и с тревогой
спрашивали, где Гюгенет и в каком мы его оставили настроении. Француз вернулся к вечернему чаю; глаза у него были веселые, но лицо серьезно. Вечером мы по обыкновению сидели в ряд за длинными столами и, закрыв уши, громко заучивали уроки. Шум при этом стоял невообразимый, а мосье Гюгенет, строгий и деловитый, ходил между столами и наблюдал, чтобы не было шалостей.
— Hain?.. Что такой — е? Что надо? —
спросил он и, опять окатив нас холодным взглядом, новый учитель проследовал дальше по коридору, не оборачиваясь и размахивая классным журналом.
— Не он? —
спросил мой товарищ. Оказалось, однако, что фамилия нового учителя была все-таки Гюгенет, но это была уже гимназия, казенное учреждение, в котором веселый Гюгенет тоже стал казенным.
— За тобой пришли? —
спросил меня воспитатель.
Узнав, в чем дело, он призвал обоих и при всех учениках
спросил у поляка...
— Толкуй больной с подлекарем! Что справедливо, что несправедливо… Тебя не
спросили. Вы присягали, и баста!
— А если бы знала? —
спросил отец.
Банды появились уже и в нашем крае. Над жизнью города нависала зловещая тень. То и дело было слышно, что тот или другой из знакомых молодых людей исчезал. Ушел «до лясу». Остававшихся паненки иронически
спрашивали: «Вы еще здесь?» Ушло до лясу несколько юношей и из пансиона Рыхлинского…
Отец посмотрел на нее с удивлением и потом
спросил...
Старик Рыхлинский по — прежнему выходил к завтраку и обеду, по — прежнему
спрашивал: «Qui a la règle», по — прежнему чинил суд и расправу. Его жена также степенно вела обширное хозяйство, Марыня занималась с нами, не давая больше воли своим чувствам, и вся семья гордо несла свое горе, ожидая новых ударов судьбы.
Однажды к нашей квартире подъехала извозчичья парная коляска, из которой вышел молодой офицер и
спросил отца. Он был в новеньком свежем синем мундире, на котором эффектно выделялись белые аксельбанты. Шпоры его звенели на каждом шагу приятным тихим звоном.
Офицер поклонился, звякнул шпорами и, указывая на картину,
спросил...
— Ты не веришь в сны? —
спросил он.
В самом начале урока он взял в руки список и стал громко читать фамилии. — Поляк? —
спрашивал он при этом. — Русский? — Поляк? — Поляк?
Учитель Прелин оказался не страшным. Молодой красивый блондин с синими глазами
спросил у меня, что я знаю, и, получив ответ, что я не знаю еще ничего, пригласил придти к нему на дом, Я сел на место, ободренный и покоренный его ласковым и серьезным взглядом.
В классе поднялся какой-то особенный шум. Сзади кто-то заплакал. Прелин, красный и как будто смущенный, наклонился над журналом. Мой сосед, голубоглазый, очень приятный мальчик в узком мундирчике, толкнул меня локтем и
спросил просто, хотя с несколько озабоченным видом...
— А то как же? —
спросил я наивно.
— Ты сломал дерево? —
спросил меня какой-то незнакомый ученик, подошедший с задней парты.
— Тебе это… ничего? —
спросил я с сочувствием.
Затем, хорошо зная, что мальчик не мог приготовиться, он
спросил урок и долго с наслаждением вычерчивал в журнале единицу.
Прелин, наоборот, не упоминая ни словом о побеге, вызвал мальчика к кафедре, с серьезным видом
спросил, когда он может наверстать пропущенное, вызвал его в назначенный день и с подчеркнутой торжественностью поставил пять с плюсом.
— Откуда у тебя столько денег? —
спросил я у моего бойкого товарища, когда мы вышли из лавочки…
Детство часто беспечно проходит мимо самых тяжелых драм, но это не значит, что оно не схватывает их чутким полусознанием. Я чувствовал, что в душе моего приятеля есть что-то, что он хранит про себя… Все время дорогой он молчал, и на лбу его лежала легкая складка, как тогда, когда он
спрашивал о порке.
Я не ответил и
спросил в свою очередь...
Опять дорога, ленивое позванивание колокольчика, белая лента шоссе с шуршащим под колесами свежим щебнем, гулкие деревянные мосты, протяжный звон телеграфа… Опять станция, точь — в-точь похожая на первую, потом синие сумерки, потом звездная ночь и фосфорические облака, как будто налитые лунным светом… Мать стучит в оконце за козлами, ямщик сдерживает лошадей. Мать
спрашивает, не холодно ли мне, не сплю ли я и как бы я не свалился с козел.
— Скоро ли? Скоро ли? — то и дело
спрашиваю я у ямщиков…
— Святая женщина! — сказал Крыжановский, смахивая слезу. — Подите, мои милые друзья,
спросите у нее, можно ли мне явиться сегодня или еще обождать?
— Ну, что? —
спрашивает она с тревогой.
Почему этот важный генерал может беспричинно разрушить существование целой семьи, и никто не
спросит у него отчета, правильно ли это сделано.
— Кто такой? —
спросил он несколько скрипучим высоким тенором. — А, новый? Как фамилия? Сма — а-три ты у меня!
— Что он тебе говорил? —
спросил один из них, Кроль, с которым я уже был знаком.
Если ученик ошибался, Кранц тотчас же принимался передразнивать его, долго кривляясь и коверкая слова на все лады. Предлоги он
спрашивал жестами: ткнет пальцем вниз и вытянет губы хоботом, — надо отвечать: unten; подымет палец кверху и сделает гримасу, как будто его глаза с желтыми белками следят за полетом птицы, — oben. Быстро подбежит к стене и шлепнет по ней ладонью, — an…
Первое время после этого Кранц приходил в первый класс, желтый от злости, и старался не смотреть на Колубовского, не заговаривал с ним и не
спрашивал уроков. Однако выдержал недолго: шутовская мания брала свое, и, не смея возобновить представление в полном виде, Кранц все-таки водил носом по воздуху, гримасничал и, вызвав Колубовского, показывал ему из-за кафедры пробку.
Одевался он всегда безукоризненно, даже щегольски, держался с достоинством, преподавал ровно, без увлечения, но толково,
спрашивал строго, отметки ставил справедливо.
Теперь, когда я вспоминаю первые два — три года своего учения в ровенской гимназии и
спрашиваю себя, что там было в то время наиболее светлого и здорового, то ответ у меня один: толпа товарищей, интересная война с начальством и — пруды, пруды…
— Например? —
спросил отец.
— Ха! В бога… — отозвался на это капитан. — Про бога я еще ничего не говорю… Я только говорю, что в писании есть много такого… Да вот, не верите —
спросите у него (капитан указал на отца, с легкой усмешкой слушавшего спор): правду я говорю про этого антипода?
— И как же он видел в темноте, что этот кто-то черный? —
спросил с улыбкой отец.
Цитаты из русской классики со словом «спрашиваешь»
Ассоциации к слову «спрашивать»
Синонимы к слову «спрашиваешь»
Предложения со словом «спрашивать»
- Неужели ты полагаешь, что чей-нибудь отец станет спрашивать разрешения у дочери?
- – Я очень часто спрашиваю людей, которые ко мне приходят за советом, как они себе такую ситуацию сделали и для чего.
- Если бы немец обнаружил меня, он бы не стал спрашивать разрешения.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «спрашивать»
Значение слова «спрашивать»
Афоризмы русских писателей со словом «спрашивать»
- Из ложного стыда или деликатности не переставай спрашивать о незнакомом предмете до тех пор, пока ясно не увидишь, что человек, которого ты спрашиваешь, сам не знает его, или до тех пор, пока ты не поймешь его с такой ясностью, что в состоянии сам объяснить его другому.
- Моралисты говорят об эгоизме, как о дурной привычке, не спрашивая, может ли человек быть человеком, утратив живое чувство личности.
- Быть умным — значит не спрашивать того, что нельзя ответить.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно