Неточные совпадения
Сонный инвалид, порыжелая на
солнце фигура, олицетворение безмятежной дремоты, лениво поднимает шлагбаум, и — вы в
городе, хотя, быть может, не замечаете этого сразу.
Я успевал совершить дальний обход, и все же в
городе то и дело встречались мне заспанные фигуры, отворявшие ставни домов. Но вот
солнце поднялось уже над горой, из-за прудов слышится крикливый звонок, сзывающий гимназистов, и голод зовет меня домой к утреннему чаю.
Наконец, помогая друг другу, мы торопливо взобрались на гору из последнего обрыва.
Солнце начинало склоняться к закату. Косые лучи мягко золотили зеленую мураву старого кладбища, играли на покосившихся крестах, переливались в уцелевших окнах часовни. Было тихо, веяло спокойствием и глубоким миром брошенного кладбища. Здесь уже мы не видели ни черепов, ни голеней, ни гробов. Зеленая свежая трава ровным, слегка склонявшимся к
городу пологом любовно скрывала в своих объятиях ужас и безобразие смерти.
Я согласился, что мне, действительно, пора уходить. Последние лучи
солнца уходили уже сквозь окна часовни, а до
города было не близко.
Солнце недавно еще село за гору.
Город утонул в лилово-туманной тени, и только верхушки тополей на острове резко выделялись червонным золотом, разрисованные последними лучами заката. Мне казалось, что с тех пор, как я явился сюда, на старое кладбище, прошло не менее суток, что это было вчера.
Неточные совпадения
Но вот
солнце достигает зенита, и Угрюм-Бурчеев кричит: «Шабаш!» Опять повзводно строятся обыватели и направляются обратно в
город, где церемониальным маршем проходят через «манеж для принятия пищи» и получают по куску черного хлеба с солью.
Но уж дробит каменья молот, // И скоро звонкой мостовой // Покроется спасенный
город, // Как будто кованой броней. // Однако в сей Одессе влажной // Еще есть недостаток важный; // Чего б вы думали? — воды. // Потребны тяжкие труды… // Что ж? это небольшое горе, // Особенно, когда вино // Без пошлины привезено. // Но
солнце южное, но море… // Чего ж вам более, друзья? // Благословенные края!
Вдали все еще был слышен лязг кандалов и тяжкий топот. Дворник вымел свой участок, постучал черенком метлы о булыжник, перекрестился, глядя вдаль, туда, где уже блестело
солнце. Стало тихо. Можно было думать, что остробородый дворник вымел арестантов из улицы, из
города. И это было тоже неприятным сновидением.
Перед
городом лениво текла мутноватая река, над ним всходило
солнце со стороны монастырского кладбища и не торопясь, свершив свой путь, опускалось за бойнями, на огородах.
— «Как точка над i», — вспомнил Самгин стих Мюссе, — и тотчас совершенно отчетливо представил, как этот блестящий шарик кружится, обегая землю, а земля вертится, по спирали, вокруг
солнца, стремительно — и тоже по спирали — падающего в безмерное пространство; а на земле, на ничтожнейшей точке ее, в маленьком
городе, где воют собаки, на пустынной улице, в деревянной клетке, стоит и смотрит в мертвое лицо луны некто Клим Самгин.