Когда он проснулся, то прежде всего, наскоро одевшись, подошел к зеркалу и стал опять закручивать усы кверху, что делало его совсем не похожим на прежнего Дыму. Потом, едва поздоровавшись с Матвеем, подошел к ирландцу Падди и стал разговаривать с ним, видимо, гордясь его знакомством и как будто даже щеголяя перед Матвеем своими развязными манерами. Матвею казалось, однако, что остальные американцы
глядят на Дыму с улыбкой.
Неточные совпадения
Лозищане
глядели, разинувши рты, как он пристал к одному кораблю, как что-то протянулось с него
на корабль, точно тонкая жердочка, по которой, как муравьи, поползли люди и вещи. А там и самый корабль дохнул черным
дымом, загудел глубоким и гулким голосом, как огромный бугай в стаде коров, — и тихо двинулся по реке, между мелкими судами, стоявшими по сторонам или быстро уступавшими дорогу.
Матвей ждал
Дыму, но
Дыма с ирландцем долго не шел. Матвей сел у окна,
глядя, как по улице снует народ, ползут огромные, как дома, фургоны, летят поезда.
На небе, поднявшись над крышами, показалась звезда. Роза, девушка, дочь Борка, покрыла стол в соседней комнате белою скатертью и поставила
на нем свечи в чистых подсвечниках и два хлеба прикрыла белыми полотенцами.
Матвей даже разинул рот от удивления, и два приятеля с полминуты молча
глядели друг
на друга. Потом
Дыма отвел глаза и сказал...
Ирландцы взяли Падди в середину и сомкнулись тревожно, как стадо при виде медведя. Все они
глядели на этого огромного человека, ожидая чего-то страшного, тем более, что
Дыма тоже стоял перепуганный и бледный…
И
на этом он проснулся… Ирландцы спешно пили в соседней комнате утренний кофе и куда-то торопливо собирались.
Дыма держался в стороне и не
глядел на Матвея, а Матвей все старался вспомнить, что это ему говорил кто-то во сне, тер себе лоб и никак не мог припомнить ни одного слова. Потом, когда почти все разошлись и квартира Борка опустела, он вдруг поднялся наверх, в комнату девушек.
Они приступили к Матвею с расспросами
на разных языках, но он только
глядел на них своими синими глазами, в которых виднелась щемящая тоска, и повторял: Миннесота…
Дыма… Лозинский…
Разговор кончается. Женщина приписывается к поселенцу такому-то, в селение такое-то — и гражданский брак совершен. Поселенец отправляется со своею сожительницей к себе домой и для финала, чтобы не ударить лицом в грязь, нанимает подводу, часто на последние деньги. Дома сожительница первым делом ставит самовар, и соседи,
глядя на дым, с завистью толкуют, что у такого-то есть уже баба.
Доктор закурил папироску. Пока папироска дымила, он распекал бабу и покачивал головой в такт песни, которую напевал мысленно, и всё думал о чем-то. Голый Пашка стоял перед ним, слушал и
глядел на дым. Когда же папироса потухла, доктор встрепенулся и заговорил тоном ниже:
Неточные совпадения
Так и Чичикову заметилось все в тот вечер: и эта малая, неприхотливо убранная комнатка, и добродушное выраженье, воцарившееся в лице хозяина, и поданная Платонову трубка с янтарным мундштуком, и
дым, который он стал пускать в толстую морду Ярбу, и фырканье Ярба, и смех миловидной хозяйки, прерываемый словами: «Полно, не мучь его», — и веселые свечки, и сверчок в углу, и стеклянная дверь, и весенняя ночь, которая оттоле
на них
глядела, облокотясь
на вершины дерев, из чащи которых высвистывали весенние соловьи.
Литератор откинулся пред ним
на спинку стула, его красивое лицо нахмурилось, покрылось серой тенью, глаза как будто углубились, он закусил губу, и это сделало рот его кривым; он взял из коробки
на столе папиросу, женщина у самовара вполголоса напомнила ему: «Ты бросил курить!», тогда он, швырнув папиросу
на мокрый медный поднос, взял другую и закурил, исподлобья и сквозь
дым глядя на оратора.
Освещая стол, лампа оставляла комнату в сумраке, наполненном
дымом табака; у стены, вытянув и неестественно перекрутив длинные ноги, сидел Поярков, он, как всегда, низко нагнулся,
глядя в пол, рядом — Алексей Гогин и человек в поддевке и смазных сапогах, похожий
на извозчика; вспыхнувшая в углу спичка осветила курчавую бороду Дунаева. Клим сосчитал головы, — семнадцать.
Он замолчал, вопросительно
глядя на Самгина, а Клим, закрыв лицо свое
дымом, сказал:
«Пошел к Спивак, это она стучала», — сообразил Клим,
глядя на крышу, где пожарные, растаптывая снег, заставляли его гуще дымиться серым
дымом.