Неточные совпадения
А
кого только батенька
не звали
на банкет к себе?
Кто не имел
на чем приехать, тот пешком пришел с семейством, принеся в узелке нарядное платье, потому что тут в простом невозможно было бы показаться.
Они, видя, что это касается уже
не к какому-нибудь гусаку, кабану или индейскому петуху, а к их исчадию, вышли из себя и, видя, что материя серьезная, начали кричать громко, и слова у них сыпались скоро, примером сказать, как будто бы
кто сыпал из мешка орехи
на железную доску.
Видя же необходимость пустить меня в учение, они, по окончании торга, позвав пана Кнышевского в кладовеньку попотчевать из своих рук водкою
на могорыч, начали всеусерднейше просить его, чтобы бедного Трушка, то есть меня, отнюдь
не наказывал, хотя бы и следовало; если же уже будет необходимо наказать, так сек бы вместо меня другого
кого из простых учеников.
Батенька, как были очень благоразумны, то им первым
на мысль пришло:
не слепцы ли это поют? Но, расслушав ирмолойное искусство и разительный, окселентующий голос пана Тимофтея, как сидели в конце стола, встали, чтоб посмотреть,
кто это с ним так сладко поет? Подошли к дверям, увидели и остолбенели… Наконец, чтоб разделить радость свою с маменькою, тут же у стола стоявшею, отозвались к ней...
Оставляю ученые рассуждения и обращаюсь к своей материи. Батенька
не хотели наслаждаться одним удовольствием, доставляемым ученостью сыновей своих, и пожелали разделить свое с искренними приятелями своими.
На таков конец затеяли позвать гостей обедать
на святках. И перебранили же маменька и званых гостей, и учивших нас, и
кто выдумал эти глупые науки! И вое однако ж тихомолком, чтоб батенька
не слыхали; все эти проклятия ушли в уши поварки, когда приходила требовать масла, соли, оцета, родзынков и проч.
Российская грамматика есть философское понятие: к сему нас ведет самое естество: ибо когда я рассуждаю, что помножив делителя
на семью семь тридцать семь; пятью восемь — двадцать восемь; тогда именительный
кому, дательный
кого, звательный о
ком, седьмое предлог, осьмое местоимение, девятое
не укради…
Ничего
не подозревая, подходили к хате, где обыкновенно бывало сходбище, как вдруг из-за углов и плетней раздалось:"Сюда, наши, бей, валяй,
кого попало!"и вместе с криком выбежало парубков двадцать с большими дубинами и с азартом бросились к Петрусю и реверендиссиму, а другие, схватив брата-горбунчика, по предприимчивому духу своему ушедшего вперед, начали по горбу Павлуся барабанить в две палки, с насмешками и ругательствами крича:"Славный барабан; Ониська! бей
на нем зорю!"
Приятельница моей маменьки, вдова, имела одну дочь, наследницу ста душ отцовских с прочими принадлежностями. Эта вдова, умирая,
не имев
кому поручить дочь свою Тетясю, просила маменьку принять сироту под свое покровительство. Маменька, как были очень сердобольны ко всем несчастным, согласилися
на просьбу приятельки своей и, похоронив ее, привезли Тетясю в дом к себе. Это случилось перед приездом нашим из училища.
Известно, как и отчего произошло первое волнение; итак, я, притаив дыхание, будто выбираю пшеницу, а сам только лишь пересыпаю ее и исподлобья гляжу
на Тетясю… и, была
не была!.. толк ее тихонько коленом… она покраснела… о, верх счастия!.. покраснела, губками зашевелила, как будто приготовляясь с
кем целоваться, задрожала… а
на меня
не смотрит.
В продолжение стола, перед
кем стояло в бутылке вино, те свободно наливали и пили; перед
кем же его
не было, тот пил одну воду. Петрусь, как необыкновенного ума был человек и шагавший быстро вперед, видя, что перед ним нет вина, протянул руку через стол, чтобы взять к себе бутылку… Как же вскрикнет
на него полковник, чтобы он
не смел так вольничать и что ему о вине стыдно и думать! Посмотрели бы вы, господин полковник, — подумал я сам себе. — как мы и водочку дуем, и сколько лет уже!
Горб-Маявецкий дал мне
на все то время, пока приедет ко мне, достаточное число денег, но советовал жить осмотрительно и обещался
не далее как через две недели после моего приезда отыскать меня и дал записку, у
кого я должен стать
на квартире: то был приятель его.
Чем далее мы с Кузьмою отъезжали от Москвы и, следовательно, ближе подъезжали к Санкт-Петербургу, тем чаще спрашивали проезжие про меня у Кузьмы:
кто я, откуда еду,
не везу ли свою карету
на продажу и все т. п. Но Кузьма отделывал их ловко, по-своему:"А киш, москали! Знаем мы уже вас. Ступайте себе далее!"
Явились перукмахеры, стричь, чесать меня; предлагали модные парики с буклями, вержетами, прививными косами; цырюльники предлагали свое искусство брить, портные — шить платья; сапожники принесли сапоги; нанесли продажных продуктов: ваксы, мыл разных, духов всяких, шуб, плащей, часов, книг, карандашей, нот и… вот смех!.. вставных зубов, уверяя меня, что эти зубы очень легко вставить, и никто
не отличит от настоящих; что здесь, в Санкт-Петербурге, редко у
кого собственные зубы, а все ложные, подобно, как и волосы
на голове…
Кто смотрит
на нее, подумает — она натуральна, ан нет; одета вся, а это так, обманно, подделано под натуру… ну,
не умею рассказать и изъяснить, скажу только, что я заливался от хохоту, и что чувствовал, выразить
не умею.
Сколько брат ни бился, сколько ни просил, но я твердо помнил правило, постановленное у нас
на случай разделов: чего брату хочется,
не уступай ни за какие предложения, низа какие просьбы; благо имеешь случай причинить досаду тому,
кто берет у тебя следующее тебе.
Как ни мучился предводитель с нами, но ничего
не успел; а мы, досадуя один
на другого и
не желая, чтоб
кто из нас получил выгоду от того хуторка, решили: лес и сад изрубить и медом разделиться, плотину уничтожить.
Бух!.. осыпаемый ее ласками, нежностями,
не возражая ничего, я освободил из ее рук свою и подписал все, что мне ни подложили. И
кто бы
не подписал даже смертного
на себя приговора, если бы побуждала его к тому молоденькая девушка, в утреннем платьице, полузакрывающем все заветное, охватившая своими ручками, целующая вас…
не она, так канальские прелести ее убедят, как и меня. Я ни о чем
не думал, ничего
не расчислял, а только глядел… нет! скажу прямо: велика сила любви над нами смертными!..
— Так потому? Ни за что в свете
не вытерплю такой обиды! — закричала Афимья Борисовна. Глаза ее распылались, она выскочила со стула, бросила салфетку
на стол и продолжала кричать:"Кто-то женился бог знает
на ком и для чего, может, нужно было поспешить, а я терпи поругание? Ни за что в свете
не останусь… Нога моя у вас
не будет…"и хотела выходить.
Да, у нас
не просто смотрят
на того,
кто побывал в столичном городе Санкт-Петербурге.
Затейливый дух Петруся этим
не удовольствовался: он еще придумал новое нам огорчение. Утром очень рано,
на другой день свадьбы, когда я еще в"храме любви", то есть в парадной спальне покоился
на роскошной постели и погружен был в сладкий сон, вдруг услышал я страшный стук в дверь, запертую от нас. Испуганный, бросился я к дверям и,
не отпирая, спрашивал:
кто стучит и зачем?
После таких запутанных идей и жестокого беспокойства мне пришло
на мысль: отчего же это лестниц нет?
Не сломал ли
кто их? И
кто бы это так наштукатурил? Стесняемый и мыслями и всем, я начал сперва ворчать, потом говорить, а далее уже кричать, стуча от гнева сильно ногою.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери
кто хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать
на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Городничий. Жаловаться? А
кто тебе помог сплутовать, когда ты строил мост и написал дерева
на двадцать тысяч, тогда как его и
на сто рублей
не было? Я помог тебе, козлиная борода! Ты позабыл это? Я, показавши это
на тебя, мог бы тебя также спровадить в Сибирь. Что скажешь? а?
Городничий. Скажите! такой просвещенный гость, и терпит — от
кого же? — от каких-нибудь негодных клопов, которым бы и
на свет
не следовало родиться. Никак, даже темно в этой комнате?
О! я шутить
не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я
не посмотрю ни
на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть
не шлепается
на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
А уж Тряпичкину, точно, если
кто попадет
на зубок, берегись: отца родного
не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим,
кто кого!