Выехал я, наконец, в путь с Кузьмою и начал вояж благополучно. Скоро увидел, что не нужно было обременять себя таким множеством съестного. Везде по дороге
были села и города, следовательно, всего можно было купить; >но Кузьма успокоил меня поговоркою:"Запас беды не чинит, — не на дороге, так на месте пригодится". Однако же, от летнего времени, хлеб пересох, а прочее все испортилось, и мы должны были все кинуть. Находили, однако же, все нужное по дороге, и Кузьма всегда приговаривал:"Абы гроши — все будет".
Неточные совпадения
Пан полковник, разговаривая со старшими, которые стояли у стены и отнюдь не смели
садиться, изволили закашляться и плюнуть вперед себя. Стремительно один из бунчуковых товарищей, старик почтенный, бросился и почтительно затер ногою плеванье его ясновельможности: так в тот век политика
была утончена!
Его ясновельможность, пан полковник, изволил
садиться, по обычаю, на самом первом месте, в голове стола; подле него не
было приготовлено другого места, потому что никому же не следует сидеть наравне с такою важного ранга особою.
Хозяин должен
был крепко наблюдать, чтобы пани есаулова не
села как-нибудь выше пани бунчуковой товарищки; если он заметит такое нарушение порядка, то должен просить пани есаулову пересесть пониже; в противном случае ссора вечная у мужа униженной жены с хозяином банкета и с есаулом, мужем зазнавшейся; а если он ему подчинен, то мщение и взыскание по службе".
В радостный тот день, когда пан полковник и гости
сели за обеденный стол, как мы, дети, не могли находиться вместе с высокопочтенными особами за одним столом, то и я,
поев прежде порядочно, скрывался с дьяченком под нашим высоким крыльцом, а пан Киышевский присел в кустах бузины в саду, ожидая благоприятного случая.
Домине Галушкинский опешил и не знал, чем решить такую многосложную задачу, как сидевшая подле него девка, внимательно осмотрев Петруся, первая подала голос, что панычи могут остаться и что если ему, инспектору, хочется гулять, то и панычам также,"потому что и у них такая же душа". Прочие девки подтвердили то же, а за ними и парубки, из коих некоторые из крестьян батенькиных, так и
были к нам почтительны; а
были и из казаков, живущих в том же
селе, как это у нас везде водится.
Приметно
было на батенькином лице сердечное удовольствие, и они нацедили крохотную рюмочку вишневки и подвинули к инспектору, сказав с принужденным равнодушием:"
Пей, домине!"Домине Галушкинский встал, почтительно
выпил и, отблагодарив за честь, утерся с наслаждением и,
сев попрежнему, сказал Павлусю:"Домине Павлуся!
Домине Галушкинский, как следует при получении от благотворителя какой милости, встал, поклонился батеньке низко, благодарил за лестное ободрение посильных трудов его,
сел с повторением поклонов и усладился выпитием рюмки до дна и заключил похвалу сему напитку риторическою фигурою:"Таковый напиток едва ли и боги на Олимпе
пьют в праздничные дни".
Нас, синтаксистов,
было большое число, и все однолетки. До прихода учителя я подружился со всеми до того, что некоторых приколотил и от других
был взаимно поколочен. Для первого знакомства дела шли хорошо. Звон колокольчика возвестил приход учителя, и мы поспешили кое-как усесться. Имея от природы характер меланхоличный, то
есть комплекцию кроткую, застенчивую, я не любил выставляться, а потому и
сел далее всех, правда, и с намерением, что авось либо меня не заметят, а потому и не спросят.
Для такой муки надобно
было, чтобы пшеница
была зерно в зерно, и для того барышни
садились за стол и, рассыпав по нему пшеницу, все нечистое из нее до последнего выбирали и выкидывали, а потом чистую, уже выбранную пшеницу откладывали особо.
Полковник вышел уже в сюртуке и гости за ним тоже — поверите ли? — в сюртуках… Но какое нам дело, мы будто и не примечаем. Как вот, послушайте… Господин полковник сказал:"Зовите же гг. офицеров"… и тут вошло из другой комнаты человек семь офицеров и, не поклонясь никому, даже и нам, приезжим,
сели прямо за стол. Можно сказать, учтиво с нами обращались! Может
быть, они с господином полковником виделись прежде, но мы же званые… Но хорошо — уселися.
При одном случае отдыха вместе с другими путешественниками, среди разговора, я узнал, что мы в Петербургской губернии. Стало
быть, мы недалеко уже и от Санкт-Петербурга, подумал я, обрадовавшись, что скоро не
буду обязан сидеть целый день на одном месте, что уже мне крепко
было чувствительно. И
сел себе в берлин, заснул, как скоро с места тронулись.
— Начнут! — подумал я. — Что начнут? — спросил я сам себя. — Конечно, начнут пускать комедию? То
было совещание у них между собою, а теперь примутся за дело. Итти же в театр. Подумал так, да и пошел: взял снова билет, заплатил снова полтора рубля; вошел и
сел уже на другое место, указанное мне услужливым лакеем. Поднялась опять картина.
Оставя все, я
сел негляже ни на что и, по совету вчерашнего приятеля, советовавшего мне ничем не заниматься и ничего не слушать, кроме актерщиков, я так и сделал. Как ни ревела музыка, как ни наяривал на преужасном басе какой-то проказник, я и не смотрел на них, и хоть смешно
было, мочи нет, глядеть на этого урода-баса, и как проказник в рукавице подзадоривал его реветь, но я отворотился от него в другую сторону и сохранил свою пассию.
— Когда так, так так, — сказал я, благодаря мысленно, что фортуна послала гостей, отложивших все церемонии. После чего
сел себе в свою таратайку и поехал осматривать поля и наблюдать, как
спеет хлеб.
Неточные совпадения
Марья Антоновна. Право, я не знаю… мне так нужно
было идти. (
Села.)
Мишка. Да для вас, дядюшка, еще ничего не готово. Простова блюда вы не
будете кушать, а вот как барин ваш
сядет за стол, так и вам того же кушанья отпустят.
Хлестаков. Возле вас стоять уже
есть счастие; впрочем, если вы так уже непременно хотите, я
сяду. Как я счастлив, что наконец сижу возле вас.
Голос Осипа. Вот с этой стороны! сюда! еще! хорошо. Славно
будет! (Бьет рукою по ковру.)Теперь
садитесь, ваше благородие!
Садятся два крестьянина, // Ногами упираются, // И жилятся, и тужатся, // Кряхтят — на скалке тянутся, // Суставчики трещат! // На скалке не понравилось: // «Давай теперь попробуем // Тянуться бородой!» // Когда порядком бороды // Друг дружке поубавили, // Вцепились за скулы! // Пыхтят, краснеют, корчатся, // Мычат, визжат, а тянутся! // «Да
будет вам, проклятые! // Не разольешь водой!»