Неточные совпадения
Она знала Холмского по его оружию и доспехам, обагренным кровию Мирослава; огненный взор ее звал все мечи, все
удары новогородские на главу московского полководца, но железный щит его отражал
удары, сокрушал мечи, и рука сильного витязя опускалась с
тяжкими язвами и гибелию на смелых противников.
«Это не бабушка!» — с замиранием сердца, глядя на нее, думал он. Она казалась ему одною из тех женских личностей, которые внезапно из круга семьи выходили героинями в великие минуты, когда падали вокруг
тяжкие удары судьбы и когда нужны были людям не грубые силы мышц, не гордость крепких умов, а силы души — нести великую скорбь, страдать, терпеть и не падать!
Мордвин был много сильнее Ситанова, но значительно тяжелей его, он не мог бить так быстро и получал два и три удара за один. Но битое тело мордвина, видимо, не очень страдало, он все ухал, посмеивался и вдруг,
тяжким ударом вверх, под мышку, вышиб правую руку Ситанова из плеча.
Побледневший Саша молча вынул из кобуры револьвер, но не успел поднять его, как пьяный повергся наземь от
тяжкого удара Еремеева кулака; и тут в первый раз увидели, каков Еремей в гневе.
Неточные совпадения
Была та смутная пора, // Когда Россия молодая, // В бореньях силы напрягая, // Мужала с гением Петра. // Суровый был в науке славы // Ей дан учитель: не один // Урок нежданный и кровавый // Задал ей шведский паладин. // Но в искушеньях долгой кары // Перетерпев судеб
удары, // Окрепла Русь. Так
тяжкий млат, // Дробя стекло, кует булат.
Наше несчастие было общее; я шел к нему, твердо решившись перенести все
удары, все ругательства, потому что показал себя в этом деле не только опрометчивым, но даже глупым и, следовательно, заслуживал самых
тяжких обид и истязаний.
— Ну так ты, я вижу, петербургский мерзавец, — молвил дьякон, нагибаясь за своею шляпою, но в это же самое время неожиданно получил оглушительный
удар по затылку и очутился носом на садовой дорожке, на которой в ту же минуту явилась и его шляпа, а немного подальше сидел на коленях Препотенский. Дьякон даже не сразу понял, как все это случилось, но, увидав в дверях Термосесова, погрозившего ему садовою лопатой, понял, отчего
удар был широк и
тяжек, и протянул:
Как дикой зверь впиваюсь я в беззащитную мою клячу; казацкая плеть превращается в руке моей в барабанную палку,
удары сыпятся как дождь; мой аргамак чувствует наконец необходимость пуститься в галоп, подымается на задние ноги, хочет сделать скачок, спотыкается, падает — и преспокойно располагается, лежа одним боком на правой моей ноге, отдохнуть от
тяжких трудов своих.
Это был для меня
удар нельзя сказать вовсе неожиданный, но тем не менее
тяжкий: я знал, что никакие батареи не заставят теперь моего наставника отступить, да и всякое отступление оказалось бы бесполезным, потому что письмо его уже было послано.