— Да это прелюбопытный аккорд, — она прикидывала меня глазами, как
на весах, мелькнули опять рожки в углах бровей.
Неточные совпадения
А наверху,
на Кубе, возле Машины — неподвижная, как из металла, фигура того, кого мы именуем Благодетелем. Лица отсюда, снизу, не разобрать: видно только, что оно ограничено строгими, величественными квадратными очертаниями. Но зато руки… Так иногда бывает
на фотографических снимках: слишком близко,
на первом плане поставленные руки — выходят огромными, приковывают взор — заслоняют собою все. Эти тяжкие, пока еще спокойно лежащие
на коленях руки — ясно: они — каменные, и колени — еле выдерживают их
вес…
Но граммофон во мне — шарнирно, точно взял трубку, скомандовал «малый ход» — камень перестал падать. И вот устало пофыркивают лишь четыре нижних отростка — два кормовых и два носовых — только чтобы парализовать
вес «Интеграла», и «Интеграл», чуть вздрагивая, прочно, как
на якоре, — стал в воздухе, в каком-нибудь километре от земли.
Служивого задергало. // Опершись на Устиньюшку, // Он поднял ногу левую // И стал ее раскачивать, // Как гирю
на весу; // Проделал то же с правою, // Ругнулся: «Жизнь проклятая!» — // И вдруг на обе стал.
— Вот как!… Я думаю, впрочем, что она может рассчитывать на лучшую партию, — сказал Вронский и, выпрямив грудь, опять принялся ходить. — Впрочем, я его не знаю, — прибавил он. — Да, это тяжелое положение! От этого-то большинство и предпочитает знаться с Кларами. Там неудача доказывает только, что у тебя не достало денег, а здесь — твое достоинство
на весах. Однако вот и поезд.
Паратов. Это делает тебе честь, Робинзон. Но ты не по времени горд. Применяйся к обстоятельствам, бедный друг мой! Время просвещенных покровителей, время меценатов прошло; теперь торжество буржуазии, теперь искусство
на вес золота ценится, в полном смысле наступает золотой век. Но, уж не взыщи, подчас и ваксой напоят, и в бочке с горы, для собственного удовольствия, прокатят — на какого Медичиса нападешь. Не отлучайся, ты мне нужен будешь!
В раме окна серпик луны, точно вышитый на голубоватом бархате. Самгин, стоя, держа руку
на весу, смотрел на него и, вслушиваясь в трепет новых чувствований, уже с недоверием спрашивал себя:
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой
на догадки, и потому каждому слову своему дает
вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Все удивительные заключения их о расстояниях,
весе, движениях и возмущениях небесных тел основаны только
на видимом движении светил вокруг неподвижной земли,
на том самом движении, которое теперь передо мной и которое было таким для миллионов людей в продолжение веков и было и будет всегда одинаково и всегда может быть поверено.
— Не знаю, не могу судить… Нет, могу, — сказала Анна, подумав; и, уловив мыслью положение и свесив его
на внутренних
весах, прибавила: — Нет, могу, могу, могу. Да, я простила бы. Я не была бы тою же, да, но простила бы, и так простила бы, как будто этого не было, совсем не было.
И странно: то, что имело такой
вес для него, когда они были тут и когда он мысленно переносился
на их точку зрения, вдруг потеряло для него всякое значение.
Утопающий, говорят, хватается и за маленькую щепку, и у него нет в это время рассудка подумать, что
на щепке может разве прокатиться верхом муха, а в нем
весу чуть не четыре пуда, если даже не целых пять; но не приходит ему в то время соображение в голову, и он хватается за щепку.