Неточные совпадения
— Не прогневайся, государь, а позволь слово молвить: не лучше ли нам переждать, как там все угомонится? Теперь в Москве житье худое: поляки буянят, православные ропщут,
того и гляди, пойдет резня… Постой-ка, боярин,
постой! Серко мой что-то храпит, да и твоя лошадь упирается, уж не овраг ли?..
— Как бы снег не так валил,
то нам бы и думать нечего. Эй ты, мерзлый! Полно, брат, гарцевать, сиди смирнее! Ну, теперь отлегло от сердца; а давеча пришлось было так жутко, хоть тут же ложись да умирай… Ахти, постой-ка: никак, дорога пошла направо. Мы опять едем целиком.
— Ах ты голова, голова!
То ли теперь время, чтоб хватать разбойников? Теперь-то им и житье: все их боятся, а ловить их некому. Погляди, какая честь будет этому проезжему: хозяин с него и за
постой не возьмет.
— Прошу не погневаться, — возразил Кирша, — я сам служил в войске гетмана Сапеги, который
стоял под Троицею, и, помнится, русские колотили нас порядком; бывало, как случится:
то днем,
то ночью. Вот, например, помнишь, ясновельможный пан, как однажды поутру, на монастырском капустном огороде?.. Что это ваша милость изволит вертеться? Иль неловко сидеть?
—
Стойте, ребята, — сказал кто-то хриповатым голосом. — Штурмовать мое дело; только уговор лучше денег: кто первый ворвется,
того и добыча. Посторонитесь!
— Э, эх, батюшка Тимофей Федорович! — отвечала старушка, покачав головою. — С этих-то снадобьев, никак, ей хуже сделалось. Воля твоя, боярин, гневайся на меня, если хочешь, а я
стою в
том, что Анастасье Тимофеевне попритчилось недаром. Нет, отец мой, неспроста она хворать изволит.
Меж
тем дворянин, которому поручено было угощать Юрия, пройдя через все комнаты, ввел его в один боковой покой, в котором
стояло несколько кроватей без пологов.
— Для дорогого гостя как не найти, — сказал приказчик. — Эй, Марфа! вынь-ка там из поставца, с верхней полки, стклянку с романеею. Да смотри, — прибавил он потихоньку, — подай
ту, что
стоит направо: она уж почата.
— Если ты еще хоть раз подойдешь, старуха,
то испортишь все дело, — сказал сердито Кирша. —
Стой вон там да гляди издали! Пожалуй-ка мне опять свою ручку, боярышня, — продолжал он, когда Власьевна отошла прочь. — Вот так… гм, гм! Ну, Анастасья Тимофеевна, тебе жаловаться нечего; если он тебя сглазил,
то и ты его испортила: ты крушишься о нем, а он тоскует по тебе.
—
Стойте! — вскричал пан Тишкевич. — Стыдись, боярин! Он твой гость, дворянин; если ты позабыл это,
то я не допущу его обидеть. Прочь, негодяи! — прибавил он, схватясь за свою саблю. — Или… клянусь честию польского солдата, ваши дурацкие башки сей же час вылетят за окно!
Кирша поспешил выйти на двор. В самом деле, его Вихрь оторвался от коновязи и подбежал к другим лошадям; но, вместо
того чтоб с ними драться, чего и должно было ожидать от такого дикого коня, аргамак
стоял смирнехонько подле пегой лошади, ласкался к ней и, казалось, радовался, что был с нею вместе.
— Да так, горе взяло! Житья не было от приказчика; взъелся на меня за
то, что я не снял шапки перед его писарем, и ну придираться! За все про все отвечай Хомяк — мочушки не стало! До нас дошел слух, будто бы здесь набирают вольницу и хотят крепко
стоять за веру православную; вот я помолился святым угодникам, да и тягу из села; а сирот господь бог не покинет.
— Как же! Помнится, Юрий Дмитриевич. Если он пошел по батюшке,
то, верно, будет нашим гостем и в Москве с поляками не останется. Нет, детушки! Милославские всегда
стояли грудью за правду и святую Русь!
Не помню, долго ли пробыл без памяти; а как очнулся,
то увидел, что лежу на скамье в избе и подле меня
стоит седой старик.
На
ту пору нянюшка Федора
стояла также на крыльце, заметила старуху и доложила о ней боярыне; нищую подозвали, и когда боярыня, вынув из кармана целый алтын, подала ей и сказала: «Молись за здравие именинника!» —
то старушка, взглянув пристально на боярыню и помолчав несколько времени, промолвила: «Ох ты, моя родимая! здоров-то он будет, да уцелеет ли его головушка?..» — «Как так?» — спросила боярыня, побледнев как смерть.
Кирша поехал далее, а крестьянская девушка,
стоя на одном месте, провожала его глазами до
тех пор, пока не потеряла совсем из виду. Не доехав шагов пятидесяти до пчельника, запорожец слез с лошади и, привязав ее к дереву, пробрался между кустов до самых ворот загородки. Двери избушки были растворены, а собака спала крепким сном подле своей конуры. Кирша вошел так тихо, что Кудимыч, занятый счетом яиц, которые в большом решете
стояли перед ним на столе, не приподнял даже головы.
— Слушайте, ребята, — сказал Кирша, перестав копать, — если вы не уйметесь говорить,
то быть беде!
То ли еще будет, да не бойтесь,
стойте только смирно и не оглядывайтесь назад, а я уже знаю, когда зачурать.
— Пустое, брат, — отвечал запорожец, мигнув Алексею, — тащите его!.. иль нет!..
постой!.. Слушай, рыжая собака! Если ты хочешь, чтоб я тебя помиловал,
то говори всю правду; но смотри, лишь только ты заикнешься, так и петлю на шею! Жив ли Юрий Дмитрич Милославский?
— Добро, будет, Алексей! — сказал запорожец. — Успеешь нарадоваться и нагореваться после; теперь нам не до
того. Ребята! проворней сбивайте с него цепи… иль нет…
постой… в этой связке должны быть от них ключи.
— А мне так не удалось посмотреть на князя Дмитрия Михайловича Пожарского, — сказал
тот же служитель, — я был в отлучке, как он
стоял у нас в лавре. Что, брат Суета, правда ли, что он молодец собою?
— Какие разбойники!.. Правда, их держит в руках какой-то приходский священник села Кудинова, отец Еремей: без его благословенья они никого не тронут; а он, дай бог ему здоровье!
стоит в
том: режь как хочешь поляков и русских изменников, а православных не тронь!.. Да что там такое? Посмотрите-ка, что это Мартьяш уставился?.. Глаз не спускает с ростовской дороги.
— Нет, батька! — сказал Бычура. — Если Зверев виноват,
то мы не
стоим за него: делай с ним что тебе угодно, а нам давай невесту пана Гонсевского.
Пораженный этим неожиданным зрелищем, прохожий
стоял уже несколько минут неподвижно на одном месте, как вдруг слабый, едва слышный стон долетел до его слуха, и в
то же время ему показалось, что среди большой груды тел, в
том самом месте, где поперечная дорога выходила на поляну, кто-то приподнял с усилием голову и, вздохнув тяжело, опустил ее опять на землю.
В первый день решительной битвы русских с гетманом Хоткевичем,
то есть 22 августа 1612 года, около полудня, в бывшей Стрелецкой слободе, где ныне Замоскворечье, близ самого Крымского брода,
стояли дружины князя Трубецкого, составленные по большей части из буйных казаков, пришедших к Москве не для защиты отечества, но для грабежа и добычи.
—
Стойте! — вскричал старшина. — А не
то я велю остановить вас силою.
— А как же? — продолжал Кирша. — Разве мы не изменники? Наши братья, такие же русские, как мы, льют кровь свою, а мы здесь
стоим поджавши руки… По мне, уж честнее быть заодно с ляхами! А
то что мы? ни
то ни се — хуже баб!
Те хоть бога молят за своих, а мы что? Эх, товарищи, видит бог, мы этого сраму век не переживем!
Он осматривал с большим любопытством все ближайшие окрестности монастырские и показывал толпе, которая всюду за ним следовала,
те места, на которых
стояли некогда войска панов Сапеги и Лисовского.
Между
тем один пожилой купец и с ним молодой человек, по-видимому, сын его, подошли к надгробному камню, возле которого
стоял Кирша, и стали разбирать надпись.
Неточные совпадения
А вы —
стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите,
то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин не плотит: прогон, мол, скажи, казенный. Да чтоб все живее, а не
то, мол, барин сердится.
Стой, еще письмо не готово.
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из
того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце,
то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или
стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Городничий. О, черт возьми! нужно еще повторять! как будто оно там и без
того не
стоит.
Анна Андреевна. Послушай: беги к купцу Абдулину…
постой, я дам тебе записочку (садится к столу, пишет записку и между
тем говорит):эту записку ты отдай кучеру Сидору, чтоб он побежал с нею к купцу Абдулину и принес оттуда вина. А сам поди сейчас прибери хорошенько эту комнату для гостя. Там поставить кровать, рукомойник и прочее.