Неточные совпадения
— А мне что за дело? Про
то панство
знает, была бы только пожива; ведь стыдно будет вернуться в мой курень с пустыми руками. Другие выставят на улицу чаны с вином и станут потчевать всех прохожих, а мне и кошевому нечего будет поднести.
— Цо
то есть! — завизжал дишкантом поляк. — Ах вы москали! Да
знаете ли, кто я?
— Эх, боярин! захотел ты совести в этих чертях запорожцах; они навряд и бога-то
знают, окаянные! Станет запорожский казак помнить добро! Да он, прости господи, отца родного продаст за чарку горелки. Ну вот, кажется, и просека. Ай да лесок! Эка трущоба — зги божьей не видно! То-то приволье, боярин: есть где поохотиться!.. Чай, здесь медведей и всякого зверя тьма-тьмущая!
— Да, батюшка! Ей самой некогда перемолвить с тобой словечка, так просила меня… О, ох, родимый! сокрушила ее дочка боярская, Анастасья Тимофеевна. Бог весть, что с ней поделалось: плачет да горюет — совсем зачахла. Боярину прислали из Москвы какого-то досужего поляка — рудомета, что ль?.. не
знаю; да и
тот толку не добьется. И нашептывал, и заморского зелья давал, и мало ли чего другого — все проку нет. Уж не с дурного ли глазу ей такая немочь приключилась? Как ты думаешь, Архип Кудимович?
Несмотря на темноту, он
тот же час
узнал ощупью, что под ним лежат несколько кусков тонкой холстины.
— Что я умею владеть саблею, боярин, — сказал Юрий, — это
знают враги России; а удостоюсь ли быть схимником, про
то ведает один господь.
— То-то, виновата!
Знай сверчок свой шесток.
— Ну, так и быть! пусть на свадьбе никто не горюет. Бог тебя простит, только вперед не за свое дело не берись и
знай, хоть меня здесь и не будет, а если я проведаю, что ты опять ворожишь,
то у тебя
тот же час язык отымется.
— Слава тебе господи! — сказала она, осмотрев все куски. — Целехонек!.. Побегу к Власьевне и обрадую ее; а
то мы не
знали, как и доложить об этом боярину.
— Анюта, — сказала Анастасья одной молодой и прекрасной девушке, которая ближе всех к ней сидела, — спой эту песню… ты
знаешь…
ту, что я так люблю.
— Хорошо, хорошо! — отвечала Власьевна. — Скажи ему, чтоб он подождал. Анастасья Тимофеевна, — продолжала она, —
знаешь ли что, матушка? у нас на селе теперь есть прохожий, про которого и невесть что рассказывают. Уж Кудимыч ли наш не мудрен, да и
тот перед ним язычок прикусил. Позволь ему, сударыня, словечка два с тобою перемолвить… Да полно же, родная, головкою мотать! Прикажи ему войти.
— Но каким чудом ты мог отгадать
то, что
знала я одна и ведал один господь?
— Когда ты проходил двором,
то повстречался с слугою боярина Милославского и говорил с ним. Ты его
знаешь?
Вероятно, каждый из читателей наших
знает, хотя по слуху, известного Санхо-Пансу; но если в эту минуту услужливый поляк весьма походил на этого знаменитого конюшего,
то пан Тишкевич нимало не напоминал собою Рыцаря Плачевного Образа.
— И ведомо так, — сказал Лесута. — Когда я был стряпчим с ключом,
то однажды блаженной памяти царь Феодор Иоаннович, идя к обедне, изволил сказать мне: «Ты, Лесута, малый добрый,
знаешь свою стряпню, а в чужие дела не мешаешься». В другое время, как он изволил отслушать часы и я стал ему докладывать, что любимую его шапку попортила моль…
Но вскоре самая простая мысль уничтожила все его догадки: он много раз видал свою незнакомку, но никогда не слышал ее голоса, следовательно, если б она была и дочерью боярина Кручины,
то, не увидав ее в лицо, он не мог
узнать ее по одному только голосу; а сверх
того, ему утешительнее было думать, что он ошибся, чем
узнать, что его незнакомка — дочь боярина Кручины и невеста пана Гонсевского.
Когда он сошел боярского двора,
то спросил своего провожатого: не
знает ли он, как долго пробудет у них Милославский?
— Не
то чтоб дрогнула… да пора честь
знать, Прокофьич!
Тем из читателей наших, которым не удалось постоянно жить в деревне и видеть своими глазами, как наши низовые крестьяне угощают друг друга, без сомнения покажется невероятным огромное количество браги и съестных припасов, которые может поместить в себе желудок русского человека, когда он
знает, что пьет и ест даром.
—
Знаешь ли что, хозяин? Если мне нельзя побывать на боярском дворе,
то не можно ли заглянуть на конюшню?
Мы, русские, привыкли к внезапным переменам времени и не дивимся скорым переходам от зимнего холода к весеннему теплу; но
тот, кто
знает север по одной наслышке, едва ли поверит, что Юрий, захваченный накануне погодою и едва не замерзший с своим слугою, должен был скинуть верхнее платье и ехать в одном кафтане.
— Вот
те раз! — вскричал Алексей. — Да этого я ему не сказывал! Видит бог, не сказывал! От кого ты
узнал?..
—
То ли еще я
знаю! Вот ты, Юрий Дмитрич, не ведаешь, любит ли она тебя, а я
знаю.
Но когда Кирша стал рассказывать о разговоре своем с Анастасиею, когда Юрий
узнал, как был любим,
то все мужество его поколебалось.
Во-первых, и
то слава богу, что ты
узнал наконец, кто такова твоя незнакомая красавица; во-вторых, почему ты ей не суженый?
Может быть, кто-нибудь из читателей наших захочет
знать, почему Кирша не намекнул ни Юрию, ни Алексею о предстоящей им опасности,
тем более что главной причиною его побега из отчины Шалонского было желание предупредить их об этом адском заговоре?
Мы говорили уже, что он полагал почти священной обязанностью мстить за нанесенную обиду и, следовательно, не сомневался, что Юрий,
узнав о злодейском умысле боярина Кручины, сделается навсегда непримиримым врагом его,
то есть при первом удобном случае постарается отправить его на
тот свет.
— Как что! — отвечал запорожец. — Да
знаешь ли, что она теперь недели две ни спать, ни есть не будет с горя; а сверх
того, первый проезжий, с которого она попросит рубль за горшок молока, непременно ее поколотит… Ну, вот посмотри: не правду ли я говорю?
— Почему мне
знать! — отвечал проезжий грубым голосом. — Если, боярин, — продолжал он, обращаясь к Юрию, — ты хочешь засветло приехать в Нижний,
то мешкать нечего: чай, дорога плоха, а до города еще не близко.
— Если б только он был побойчее, так я бы в него вклепался: я точь-в-точь такого же коня
знаю… ну вот ни дать ни взять, и на лбу такая же отметина. Правда,
тот не пошел бы шагом, как этот… а уж так схожи меж собой, как две капли воды.
Вперед
знаю, когда ты будешь совещаться с здешними сановниками,
то и его позовут; и что ж ты думаешь: этот холоп, отдавая подобающую честь боярам и воеводам, станет молчать и во всем с ними соглашаться?
Милославский невольно вздрогнул и, бросив быстрый взгляд на
того, кто его приветствовал,
узнал в нем тотчас таинственного незнакомца, с которым ночевал на постоялом дворе.
— Юрий Дмитрич, — сказал Мансуров, — мы дозволяем тебе пробыть завтрашний день в Нижнем Новгороде; но я советовал бы тебе отправиться скорее: завтра же весь город будет
знать, что ты прислан от Гонсевского, и тогда, не погневайся, смотри, чтоб с тобой не случилось
того же, что с князем Вяземским. Народ подчас бывает глуп: как расходится, так его ничем не уймешь.
— А вот для чего.
Знаешь ли, кто теперь спрятан в дому у боярина Туренина?..
Тот самый разбойник, который вчера в лесу хотел нас ограбить!
Юрий, желая скорее
узнать, чего хочет от них этот безотвязный прохожий, пошел вместе с Алексеем прямо к нему навстречу; но лишь только они приблизились друг к другу и Алексей успел закричать: «Берегись, боярин, это разбойник Омляш!..» — незнакомый свистнул, четверо его товарищей выбежали из церкви, и почти в
ту ж минуту Алексей, проколотый в двух местах ножом, упал без чувств на землю.
— Одного-то из них ты
знаешь, я его и впотьмах рассмотрел: он
тот самый разбойник… вот что ты называл Омляшем.
Когда мы проходили через село и стали добиваться от крестьян, где их боярин,
то все мужички в один голос сказали, что он со всеми своими пожитками, холопями и домочадцами уехал, а куда — никто не
знает.
— А почему
знать? может быть, и добьемся толку. Жаль, что со мной народу-то немного, а
то бы я не выпустил из села ни одной души, пока не
узнал, где теперь их боярин. Статься не может, чтоб в целой отчине не нашлось никого, кто б
знал, куда он запропастился.
— Слушайте, ребята, — сказал Кирша, перестав копать, — если вы не уйметесь говорить,
то быть беде!
То ли еще будет, да не бойтесь, стойте только смирно и не оглядывайтесь назад, а я уже
знаю, когда зачурать.
— Бог весть! не
узнаешь, любезный. Иногда удается и теляти волка поймати; а Пожарский не из простых воевод: хитер и на руку охулки не положит. Ну если каким ни есть случаем да посчастливится нижегородцам устоять против поляков и очистить Москву, что тогда с нами будет? Тебя они величают изменником, да и я, чай, записан у Пожарского в нетех, так нам обоим жутко придется. А как будем при Хоткевиче,
то, какова ни мера, плохо пришло — в Польшу уедем и если не здесь, так там будем в чести.
Сказав сии слова, оба боярина, в которых читатели, вероятно,
узнали уже Лесуту-Храпунова и Замятню-Опалева, слезли с коней и пошли в избу. Краснощекий толстяк спустился также с своей лошади, и когда подошел к воротам,
то Кирша, заступя ему дорогу, сказал, улыбаясь...
— Слава тебе господи! — вскричал Алексей. — Насилу ты за ум хватился, боярин! Ну, отлегло от сердца!
Знаешь ли что, Юрий Дмитрич? Теперь я скажу всю правду: я не отстал бы от тебя, что б со мной на
том свете ни было, если б ты пошел служить не только полякам, но даже татарам; а как бы
знал да ведал, что у меня было на совести? Каждый день я клал по двадцати земных поклонов, чтоб господь простил мое прегрешение и наставил тебя на путь истинный.
— Как не
знать? они было и проводника уж нашли, который взялся довести их до войска пана Хоткевича; да не на
того напали: он из наших; повел их проселком, водил, водил да вывел куда надо. Теперь не отвертятся.
Не прошло пяти минут, как вдруг двери вполовину отворились и небольшого роста старичок, в котором по заглаженным назад волосам а длинной косе нетрудно было
узнать приходского дьячка, махнул рукою Милославскому, и когда Алексей хотел идти за своим господином,
то шепнул ему, чтоб он остался в избе.
Когда они вошли в избу и сенная девушка
узнала, что ее госпожа не должна уже ничего опасаться,
то совсем бы обезумела от радости, если б ей не объявили, что боярышня ее вышла замуж за Милославского. Это известие тотчас расхолодило ее восторг.
— Ты уж не в первый раз не
узнаешь меня, — отвечал старик. — И
то сказать: век пережить — не поле перейти! Когда ты знавал меня, я был еще детина молодой; а теперь насилу ноги волочу, и не годы, приятель, а горе сокрушило меня, грешного.