Неточные совпадения
Тут молчаливый проезжий бросил на земского один из
тех взглядов, о которых мы говорили; правая рука его, со сжатым кулаком, невольно отделилась от стола, он сам приподнялся до половины… но прежде чем кто-нибудь из присутствовавших
заметил это движение, проезжий сидел уже, облокотясь на стол, и лицо его выражало по-прежнему совершенное равнодушие.
— Да, да, — прервал боярин, — мирвольте этим бунтовщикам! уговаривайте их! Дождетесь
того, что все низовые города к ним пристанут, и тогда попытайтесь их унять. Нет, господа москвичи! не словом ласковым усмиряют непокорных, а
мечом и огнем. Гонсевский прислал сюда пана Тишкевича с региментом; но этим их не запугаешь. Если б он меня послушался и отправил поболее войска,
то давным бы давно не осталось в Нижнем бревна на бревне, камня на камне!
Кирша вошел и расположился преспокойно в переднем углу. Когда же приказчик, а за ним молодые и вся свадебная компания перебрались понемногу в избу,
то взоры обратились на уродливую старуху, которая, сидя на полатях, покачивалась из стороны в сторону и шептала какие-то варварские слова. Кирша
заметил на полу, под самыми полатями, несколько снопов соломы, как будто без намерения брошенных, которые тотчас напомнили ему, чем должна кончиться вся комедия.
Романею подали; гости придвинулись поближе к запорожцу, который, выпив за здоровье молодых, принялся рассказывать всякую всячину: о басурманской вере персиян, об Араратской горе, о степях непроходимых, о золотом песке, о медовых реках, о слонах и верблюдах; мешал правду с небылицами и до
того занял хозяина и гостей своими рассказами, что никто не
заметил вошедшего слугу, который, переговоря с работницею Марфою, подошел к Кирше и, поклонясь ему ласково, объявил, что его требуют на боярский двор.
— «Не вихри, не ветры в полях подымаются, не буйные крутят пыль черную: выезжает
то сильный, могучий богатырь Добрыня Никитич на своем коне богатырском, с одним Торопом-слугой; на нем доспехи ратные как солнышко горят; на серебряной цепи висит меч-кладенец в полтораста пуд; во правой руке копье булатное, на коне сбруя красна золота.
От
того ли посвисту сыр-бор преклоняется и лист с деревьев осыпается; он бьет коня по крутым ребрам; богатырский конь разъяряется,
мечет из-под копыт по сенной копне; бежит в поля, земля дрожит, изо рта пламя пышет, из ноздрей дым столбом.
— Не говорить о твоем суженом? Ох, дитятко, нехорошо! Я уж давно
замечаю, что ты этого не жалуешь… Неужли-то в самом деле?.. Да нет! где слыхано идти против отцовой воли; да и девичье ли дело браковать женихов! Нет, родимая, у нас благодаря бога не так, как за морем: невесты сами женихов не выбирают: за кого благословят родители, за
того и ступай. Поживешь, боярышня, замужем, так самой слюбится.
«Когда б блаженной памяти царь Феодор Иоаннович здравствовал и Лесута-Храпунов был на своем месте, — говаривал отставной стряпчий, —
то Гришка Отрепьев не
смел бы и подумать назваться Димитрием».
— И ведомо так, — сказал Лесута. — Когда я был стряпчим с ключом,
то однажды блаженной памяти царь Феодор Иоаннович, идя к обедне, изволил сказать мне: «Ты, Лесута, малый добрый, знаешь свою стряпню, а в чужие дела не мешаешься». В другое время, как он изволил отслушать часы и я стал ему докладывать, что любимую его шапку попортила
моль…
Тем из читателей наших, которым не удалось постоянно жить в деревне и видеть своими глазами, как наши низовые крестьяне угощают друг друга, без сомнения покажется невероятным огромное количество браги и съестных припасов, которые может
поместить в себе желудок русского человека, когда он знает, что пьет и ест даром.
Это невероятно, однако ж справедливо, и мы должны были сделать это небольшое отступление для
того, чтоб
заметить нашим читателям, что нимало не погрешаем против истины, заставив гостей приказчика почти беспрерывно целый день пить, есть и веселиться.
Около двух часов ехали они, не встречая никого и не
замечая никаких признаков жилья; наконец вдали, подле самой дороги, стало виднеться что-то похожее на строение; но когда они подъехали ближе,
то увидели вместо избы полуразвалившуюся большую часовню. Кирша осадил полегоньку свою лошадь и, проехав несколько шагов позади незнакомого, вдруг вскрикнул...
Его изнуренный вид, бледное лицо и впалые щеки — все показывало в нем человека, недавно излечившегося от тяжкой болезни, но в
то же время нельзя было не
заметить, что причиною его необычайной худобы была не одна телесная болезнь: глубокая горесть изображалась на лице его, а покрасневшие от слез глаза ясно доказывали, что его душевные страдания не миновались вместе с недугом, от которого он, по-видимому, совершенно излечился.
На
ту пору нянюшка Федора стояла также на крыльце,
заметила старуху и доложила о ней боярыне; нищую подозвали, и когда боярыня, вынув из кармана целый алтын, подала ей и сказала: «Молись за здравие именинника!» —
то старушка, взглянув пристально на боярыню и помолчав несколько времени, промолвила: «Ох ты, моя родимая! здоров-то он будет, да уцелеет ли его головушка?..» — «Как так?» — спросила боярыня, побледнев как смерть.
Сказывают также, что когда-то была на
том месте пустынь, от которой осталась одна каменная ограда да подземные склепы, и что будто с
тех пор, как ее разорили татары и погубили всех старцев, никто не
смел и близко к ней подходить; что каждую ночь перерезанные монахи встают из могил и сходятся служить сами по себе панихиду; что частенько, когда делывали около этого места порубки, мужики слыхали в сумерки благовест.
— Хорошо, господин ярыжка! — сказал Кирша. — Если мы выручим Юрия Дмитрича,
то я отпущу тебя без всякой обиды; а если ты плохо станешь нам помогать,
то закопаю живого в землю. Малыш, дай ему коня да приставь к нему двух казаков, и если они только
заметят, что он хочет дать тягу или, чего боже сохрани, завести нас не туда, куда надо, так тут же ему и карачун! А я между
тем сбегаю за моим Вихрем: он недалеко отсюда, и как раз вас догоню.
—
Смеют ли!.. Чего не
смеет подчас это хамово отродье. Послушай, Тимофей Федорович, коли ты желаешь продолжать со мною начатый разговор,
то вышли вон своих челядинцев.
— Нет, господа купцы! кто милует разбойников,
того сам бог не помилует; да я уж давно
заметил, что он нечист на руку…
Юрий едва дышал в продолжение этого разговора; он не
смел остановиться на мысли, от которой вся кровь застывала в его жилах; но, несмотря на
то, сердце его невольно сжималось от ужасного предчувствия.
— А как же? — продолжал Кирша. — Разве мы не изменники? Наши братья, такие же русские, как мы, льют кровь свою, а мы здесь стоим поджавши руки… По мне, уж честнее быть заодно с ляхами! А
то что мы? ни
то ни се — хуже баб!
Те хоть бога
молят за своих, а мы что? Эх, товарищи, видит бог, мы этого сраму век не переживем!
— Ну, вот видишь, боярин, — сказал знаменитый гражданин нижегородский, — я не пророк, а предсказание мое сбылось. Сердце в нас вещун, Юрий Дмитрич! Прощаясь с тобою в Нижнем, я головой бы моей поручился, что увижу тебя опять на поле ратном против общего врага нашего, и не в монашеской рясе, а с
мечом в руках. Когда ты прибыл к нам в стан,
то я напоминал тебе об этом, да ты что-то мне отвечал так чудно, боярин, что я вовсе не понял твоих речей.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда
метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет,
то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом,
то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без
того это такая честь… Конечно, слабыми моими силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и руки по швам.)Не
смею более беспокоить своим присутствием. Не будет ли какого приказанья?
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин не плотит: прогон,
мол, скажи, казенный. Да чтоб все живее, а не
то,
мол, барин сердится. Стой, еще письмо не готово.
Городничий. Да я так только
заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и
того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Артемий Филиппович. Не
смея беспокоить своим присутствием, отнимать времени, определенного на священные обязанности… (Раскланивается с
тем, чтобы уйти.)