Неточные совпадения
С сильно бьющимся
сердцем, едва переводя дух, он притаился за кустом и остался невидимым свидетелем кровавой сцены, которая должна была оправдать слова, сказанные им накануне, — о ненависти русских к
французам.
— Почему знать? — отвечал со вздохом Рославлев, — По крайней мере я почти уверен, что долго еще не буду ее мужем. Скажите, могу ли я обещать, что не пойду служить даже и тогда, когда
французы внесут войну в
сердце России?
Верите ль богу,
сердце изныло, глядя на их слезы; и как гоняют мимо нас этих пленных
французов, то вот так бы их, разбойников, и съел!
— И полноте! на что это? Я могу еще владеть саблею. Благодаря бога, правая рука моя цела; не бойтесь, она найдет еще дорогу к
сердцу каждого
француза. Ну что? — продолжал Рославлев, обращаясь к вошедшему Егору. — Что лошади?
Не много
французов станет разъезжать в русских каретах, и если подлинно Москвы отстаивать не будут, хоть то порадует наше
сердце, что этот Бонапартий гриб съест.
Надобно было все это видеть и привыкнуть смотреть на это, чтоб постигнуть наконец, с каким отвращением слушает похвалы доброму
сердцу и чувствительности императора
французов тот, кто был свидетелем сих ужасных бедствий и знает адское восклицание Наполеона: »Солдаты?.. и, полноте! поговоримте-ка лучше о лошадях!» [Так отвечал Наполеон одному из генералов, который стал ему докладывать о бедственном положении его солдат.
Хотя в продолжение всей зимней кампании, бессмертной в летописях нашего отечества, но тяжкой и изнурительной до высочайшей степени, мы страдали менее
французов от холода и недостатка и если иногда желудки наши тосковали, то зато на
сердце всегда было весело; однако ж, несмотря на это, мы так много натерпелись всякой нужды, что при первом случае отдохнуть и пожить весело у всех русских офицеров закружились головы.
Прошло около часа, хозяин не унимался хвалить русских офицеров, бранить
французов и даже несколько раз, в восторге пламенной благодарности, прижимал меня к своему
сердцу, но об ужине и речи не было.
— Некоторые ложные слухи, распускаемые по городу врагами
французов, вынуждают генерала Раппа прибегнуть к мерам строгости, весьма неприятным для его доброго
сердца. Всех пленных офицеров приказано держать под караулом.
Неточные совпадения
Сердцеведением и мудрым познаньем жизни отзовется слово британца; легким щеголем блеснет и разлетится недолговечное слово
француза; затейливо придумает свое, не всякому доступное, умно-худощавое слово немец; но нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого
сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово.
Друг. Нельзя ли для прогулок // Подальше выбрать закоулок? // А ты, сударыня, чуть из постели прыг, // С мужчиной! с молодым! — Занятье для девицы! // Всю ночь читает небылицы, // И вот плоды от этих книг! // А всё Кузнецкий мост, и вечные
французы, // Оттуда моды к нам, и авторы, и музы: // Губители карманов и
сердец! // Когда избавит нас творец // От шляпок их! чепцов! и шпилек! и булавок! // И книжных и бисквитных лавок! —
Она начинала понимать собственное
сердце и признавалась, с невольной досадою, что оно не было равнодушно к достоинствам молодого
француза.
Мать в избу-то не пускала их, а в окно сунет калач, так
француз схватит да за пазуху его, с пылу, горячий — прямо к телу, к
сердцу; уж как они терпели это — нельзя понять!
Этот m-r Jules был очень противен Варваре Павловне, но она его принимала, потому что он пописывал в разных газетах и беспрестанно упоминал о ней, называя ее то m-me de L…tzki, то m-me de ***, cette grande dame russe si distinguée, qui demeure rue de P…, [Г-жа ***, это знатная русская дама, столь изысканная, которая живет по улице П… (фр.)] рассказывал всему свету, то есть нескольким сотням подписчиков, которым не было никакого дела до m-me L…tzki, как эта дама, настоящая по уму француженка (une vraie française par l’ésprit) — выше этого у
французов похвал нет, — мила и любезна, какая она необыкновенная музыкантша и как она удивительно вальсирует (Варвара Павловна действительно так вальсировала, что увлекала все
сердца за краями своей легкой, улетающей одежды)… словом, пускал о ней молву по миру — а ведь это, что ни говорите, приятно.