Неточные совпадения
К
тому же ему как-то бессознательно хотелось втеснить как-нибудь и себя в эту для него чуждую жизнь, которую он доселе
знал, или, лучше сказать, только верно предчувствовал инстинктом художника.
— Я не здешняя… что тебе!
Знаешь, люди рассказывают, как жили двенадцать братьев в темном лесу и как заблудилась в
том лесу красная девица. Зашла она к ним и прибрала им все в доме, любовь свою на всем положила. Пришли братья и опознали, что сестрица у них день прогостила. Стали ее выкликать, она к ним вышла. Нарекли ее все сестрой, дали ей волюшку, и всем она была ровня.
Знаешь ли сказку?
— Домна Савишна? Неужели?.. Добрая, истинно благородная старушка!
Знаете ли? Я чувствовал к ней почти сыновнее уважение. Что-то возвышенное прадедовских лет светилось в этой почти отжившей жизни; и, глядя на нее, как будто видишь перед собой воплощение нашей седой, величавой старинушки…
то есть из этого… что-то тут,
знаете, этак поэтическое!.. — заключил Ярослав Ильич, совершенно оробев и покраснев до ушей.
—
То есть я уверен, что вам будет жить у него хорошо, если вы останетесь довольны помещением… я и не к
тому говорю, готов предупредить; но,
зная ваш характер… Как вам показался этот старик мещанин?
— И, право, возбудили и мое любопытство… Я бы очень желал
знать, кто он таков. К
тому же я с ним живу…
— Говорят, что в болезненном припадке сумасшествия он посягнул на жизнь одного молодого купца, которого прежде чрезвычайно любил. Он был так поражен, когда очнулся после припадка, что готов был лишить себя жизни: так по крайней мере рассказывают. Не
знаю наверно, что произошло за этим, но известно
то, что он находился несколько лет под покаянием… Но что с вами, Василий Михайлович, не утомляет ли вас мой простой рассказ?
— Не знаю-с. Говорят, что был один. По крайней мере никто другой не замешан в
том деле. А впрочем, не слыхал о дальнейшем;
знаю только…
—
Знаю только, —
то есть я собственно ничего особенного не имел в мыслях прибавить… я хочу только сказать, если вы находите в нем что-то необыкновенное и выходящее из обыкновенного уровня вещей,
то все это произошло не иначе, как следствием бед, обрушившихся на него одна за другою…
Горячо тебя полюблю, все, как теперь, любить буду, и за
то полюблю, что душа твоя чистая, светлая, насквозь видна; за
то, что как я взглянула впервой на тебя, так тотчас опознала, что ты моего дома гость, желанный гость и недаром к нам напросился; за
то полюблю, что, когда глядишь, твои глаза любят и про сердце твое говорят, и когда скажут что, так я тотчас же обо всем, что ни есть в тебе,
знаю, и за
то тебе жизнь отдать хочется на твою любовь, добрую волюшку, затем, что сладко быть и рабыней
тому, чье сердце нашла… да жизнь-то моя не моя, а чужая, и волюшка связана!
— Я тогда к нему иду, — начала она через минуту, переводя дух. — Иной раз он просто своими словами меня заговаривает, другой раз берет свою книгу, самую большую, и читает надо мной. Он все грозное, суровое такое читает! Я не
знаю, что, и понимаю не всякое слово; но меня берет страх, и когда я вслушиваюсь в его голос,
то словно это не он говорит, а кто-то другой, недобрый, кого ничем не умягчишь, ничем не замолишь, и тяжело-тяжело станет на сердце, горит оно… Тяжелей, чем когда начиналась тоска!
Слушала я, и зло меня взяло, зло с любви взяло; я сердце осилила, промолвила: «Люб иль не люб ты пришелся мне,
знать, не мне про
то знать, а, верно, другой какой неразумной, бесстыжей, что светлицу свою девичью в темную ночь опозорила, за смертный грех душу свою продала да сердца своего не сдержала безумного; да
знать про
то, верно, моим горючим слезам да
тому, кто чужой бедой воровски похваляется, над девичьим сердцем насмехается!» Сказала, да не стерпела, заплакала…
— Пожалей меня, пощади меня! — шептал он ей, сдерживая дрожащий свой голос, наклоняясь к ней, опершись рукою на ее плечо, и близко, близко так, что дыхание их сливалось в одно, смотря ей в глаза. — Ты сгубила меня! Я твоего горя не
знаю, и душа моя смутилась… Что мне до
того, об чем плачет твое сердце! Скажи, что ты хочешь… я сделаю. Пойдем же со мной, пойдем, не убей меня, не мертви меня!..
Кто ж
те знал, что на тебя тоже находит черная немочь?
А ты не кори человека, — примолвила она, грустно смотря на Ордынова, — один такой человек, другой не
тот человек, а будто
знаешь, зачем к кому душа просится!
— Много ж ты разом хотела
узнать, птенчик мой оперившийся, пташка моя встрепенувшаяся! Наливай же мне скорее чару глубокую; выпьем сначала на размирье да на добрую волю; не
то чьим-нибудь глазом черным, нечистым мое пожелание испорчу. Бес силен! далеко ль до греха!
Когда Ордынов, бледный, встревоженный, еще не опомнившийся от вчерашней тревоги, отворил на другой день, часов в восемь утра, дверь к Ярославу Ильичу, к которому пришел, впрочем, сам не
зная зачем,
то отшатнулся от изумления и как вкопанный стал на пороге, увидя в комнате Мурина.
Очевидно было, что он не
знал, что сказать, что сделать, и вполне сознавал всю неприличность — сосать в такую хлопотливую минуту, оставив гостя в стороне, одного как он есть, свой чубучок, а между
тем (так сильно было смущение его) все-таки тянул из чубучка что было силы и даже почти с некоторым вдохновением.
— Я вот про
то, ваше благородие, — начал он, с вежливостию поклонившись Ордынову, — их благородие на ваш счет маленько утрудить посмел… Оно
того, сударь, выходит — сами
знаете — я и хозяйка
то есть рады бы душою и волею и слова бы сказать не посмели… да житье-то мое какое, сами
знаете, сами видите, сударь! А, право, только что животы Господь бережет, за
то и молим святую волю его; а
то сами видите, сударь, взвыть мне, что ли, приходится? — Тут Мурин опять утер рукавом свою бороду.
— Я,
то есть мы, сударь, ваше благородие,
то есть я, примером сказать, да и хозяйка моя уж и как за вас Бога молим, — начал Мурин, обращаясь к Ордынову, покамест Ярослав Ильич подавлял обычное волнение свое, и пристально смотря на него, — да сами
знаете, сударь, она баба хворая, глупая; меня самого еле ноги носят…
— Так вообразите же, недавно открыли в этом доме целую шайку воров,
то есть, сударь ты мой, ватагу, притон-с; контрабандисты, мошенники всякие, кто их
знает! Иных переловили, за другими еще только гоняются; отданы строжайшие приказания. И можете себе представить: помните хозяина дома, богомольный, почтенный, благородный с виду…
Неточные совпадения
Купцы. Так уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы,
то есть, не поможете в нашей просьбе,
то уж не
знаем, как и быть: просто хоть в петлю полезай.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не
знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет,
то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом,
то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович. А черт его
знает, что оно значит! Еще хорошо, если только мошенник, а может быть, и
того еще хуже.
Хлестаков. Право, не
знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не
те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с
тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра
тому кобелю, которого вы
знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и у
того и у другого.