Неточные совпадения
Рассказ ее был бессвязен,
в словах слышалась
буря душевная, но Ордынов все понимал, затем что жизнь ее стала его жизнию, горе ее — его горем, и затем что враг его уже въявь стоял перед ним, воплощался и рос перед ним
в каждом ее слове и как будто с неистощимой силой давил его
сердце и ругался над его злобой.
Отворила я окно — горит лицо, плачут очи, жжет
сердце неугомонное; сама как
в огне: так и хочется мне вон из светлицы, дальше, на край света, где молонья и
буря родятся.
Урони ж хоть словечко, красная девица, просияй
в бурю солнцем, разгони светом темную ночь!» Говорит, а сам усмехается; жгло его
сердце по мне, да усмешки его, со стыда, мне стерпеть не хотелось; хотелось слово сказать, да сробела, смолчала.
Сердце его рвалось прижаться к ее
сердцу и страстно
в безумном волнении забыться
в нем вместе, застучать
в лад тою же
бурею, тем же порывом неведомой страсти и хоть замереть с ним вместе.
Но порой, особенно
в сумерки,
в тот час, когда гул колоколов напоминал ему то мгновение, когда впервые задрожала, заныла вся грудь его дотоле неведомым чувством, когда он стал возле нее на коленях
в Божием храме, забыв обо всем, и только слышал, как стучало ее робкое
сердце, когда слезами восторга и радости омыл он новую, светлую надежду, мелькнувшую ему
в его одинокой жизни, — тогда
буря вставала из уязвленной навеки души его.
Неточные совпадения
Любви все возрасты покорны; // Но юным, девственным
сердцам // Ее порывы благотворны, // Как
бури вешние полям: //
В дожде страстей они свежеют, // И обновляются, и зреют — // И жизнь могущая дает // И пышный цвет, и сладкий плод. // Но
в возраст поздний и бесплодный, // На повороте наших лет, // Печален страсти мертвой след: // Так
бури осени холодной //
В болото обращают луг // И обнажают лес вокруг.
Прошла любовь, явилась муза, // И прояснился темный ум. // Свободен, вновь ищу союза // Волшебных звуков, чувств и дум; // Пишу, и
сердце не тоскует, // Перо, забывшись, не рисует // Близ неоконченных стихов // Ни женских ножек, ни голов; // Погасший пепел уж не вспыхнет, // Я всё грущу; но слез уж нет, // И скоро, скоро
бури след //
В душе моей совсем утихнет: // Тогда-то я начну писать // Поэму песен
в двадцать пять.
Она ушла. Стоит Евгений, // Как будто громом поражен. //
В какую
бурю ощущений // Теперь он
сердцем погружен! // Но шпор незапный звон раздался, // И муж Татьянин показался, // И здесь героя моего, //
В минуту, злую для него, // Читатель, мы теперь оставим, // Надолго… навсегда. За ним // Довольно мы путем одним // Бродили по свету. Поздравим // Друг друга с берегом. Ура! // Давно б (не правда ли?) пора!
Оба сидели рядом, грустные и убитые, как бы после
бури выброшенные на пустой берег одни. Он смотрел на Соню и чувствовал, как много на нем было ее любви, и странно, ему стало вдруг тяжело и больно, что его так любят. Да, это было странное и ужасное ощущение! Идя к Соне, он чувствовал, что
в ней вся его надежда и весь исход; он думал сложить хоть часть своих мук, и вдруг теперь, когда все
сердце ее обратилось к нему, он вдруг почувствовал и сознал, что он стал беспримерно несчастнее, чем был прежде.
Чаадаев, помнишь ли былое? // Давно ль с восторгом молодым // Я мыслил имя роковое // Предать развалинам иным? //…Но
в сердце,
бурями смиренном, // Теперь и лень, и тишина, // И
в умиленьи вдохновенном, // На камне, дружбой освященном, // Пишу я наши имена!