Неточные совпадения
— Ступай, Мавра, ступай, — отвечал он, махая на нее руками и торопясь прогнать ее. — Я буду
рассказывать все, что было, все, что есть, и все, что будет, потому что я все это знаю. Вижу, друзья мои, вы хотите знать, где я был эти пять дней, — это-то я и хочу
рассказать; а вы мне не даете. Ну, и, во-первых, я тебя все время обманывал, Наташа, все это время, давным-давно уж обманывал, и это-то и есть самое
главное.
— Не может быть,
главного, наверно, не
рассказал. Может быть, вы оба угадали что-нибудь, это уж ваше дело, а я не
рассказывал. Я скрыл и ужасно страдал.
— Нет, нет, я не про то говорю. Помнишь! Тогда еще у нас денег не было, и ты ходила мою сигарочницу серебряную закладывать; а
главное, позволь тебе заметить, Мавра, ты ужасно передо мной забываешься. Это все тебя Наташа приучила. Ну, положим, я действительно все вам
рассказал тогда же, отрывками (я это теперь припоминаю). Но тона, тона письма вы не знаете, а ведь в письме
главное тон. Про это я и говорю.
— Какое! Что ты! Это только начало… и потому
рассказал про княгиню, что, понимаешь, я через нее отца в руки возьму, а
главная моя история еще и не начиналась.
Вы мне все это разъясните, потому что в самом-то
главном пункте я сужу по догадкам, из того, что мне
рассказывал Алеша.
Неточные совпадения
— А вы изволили слышать о Прячникове? — сказал Туровцын, оживленный выпитым шампанским и давно ждавший случая прервать тяготившее его молчание. — Вася Прячников, — сказал он с своею доброю улыбкой влажных и румяных губ, обращаясь преимущественно к
главному гостю, Алексею Александровичу, — мне нынче
рассказывали, он дрался на дуэли в Твери с Квытским и убил его.
— Ах, она гадкая женщина! Кучу неприятностей мне сделала. — Но он не
рассказал, какие были эти неприятности. Он не мог сказать, что он прогнал Марью Николаевну за то, что чай был слаб,
главное же, за то, что она ухаживала за ним, как за больным. ― Потом вообще теперь я хочу совсем переменить жизнь. Я, разумеется, как и все, делал глупости, но состояние ― последнее дело, я его не жалею. Было бы здоровье, а здоровье, слава Богу, поправилось.
— Да как вам сказать, Афанасий Васильевич? Я не знаю, лучше ли мои обстоятельства. Мне досталось всего пя<тьдесят> душ крестьян и тридцать тысяч денег, которыми я должен был расплатиться с частью моих долгов, — и у меня вновь ровно ничего. А
главное дело, что дело по этому завещанью самое нечистое. Тут, Афанасий Васильевич, завелись такие мошенничества! Я вам сейчас
расскажу, и вы подивитесь, что такое делается. Этот Чичиков…
Она снова, торопясь и бессвязно, продолжала
рассказывать о каком-то веселом товарище слесаря, о революционере, который увез куда-то раненого слесаря, — Самгин слушал насторожась, ожидая нового взрыва; было совершенно ясно, что она, говоря все быстрей, торопится дойти до чего-то
главного, что хочет сказать. От напряжения у Самгина даже пот выступил на висках.
Бальзаминов. До того ли мне, маменька, помилуйте! Вот Красавина придет,
расскажет. (Задумывается.) У меня теперь в голове, маменька, лошади, экипажи, а
главное — одежда чтобы к лицу.