Неточные совпадения
— Послушайте, Николай Сергеич, решим так: подождем. Будьте уверены, что не одни глаза смотрят за этим делом, и, может быть, оно разрешится самым лучшим образом, само
собою, без насильственных и искусственных разрешений, как например эта дуэль. Время — самый лучший разрешитель! А наконец,
позвольте вам сказать, что весь ваш проект совершенно невозможен. Неужели ж вы могли хоть одну минуту думать, что князь примет ваш вызов?
Это он мне только в добрые свои минуты
позволяет говорить
себе: ты, — прервал он, обращаясь ко мне, — ей-богу, в иное время запрещает!
— Я говорю, — настойчиво перебила Наташа, — вы спросили
себя в тот вечер: «Что теперь делать?» — и решили:
позволить ему жениться на мне, не в самом деле, а только так, на словах,чтоб только его успокоить. Срок свадьбы, думали вы, можно отдалять сколько угодно; а между тем новая любовь началась; вы это заметили. И вот на этом-то начале новой любви вы все и основали.
То есть заплачу за тебя; я уверен, что он прибавил это нарочно. Я
позволил везти
себя, но в ресторане решился платить за
себя сам. Мы приехали. Князь взял особую комнату и со вкусом и знанием дела выбрал два-три блюда. Блюда были дорогие, равно как и бутылка тонкого столового вина, которую он велел принести. Все это было не по моему карману. Я посмотрел на карту и велел принести
себе полрябчика и рюмку лафиту. Князь взбунтовался.
— Да, сержусь! — вскричал я, уже не сдерживая
себя, — я не хочу, чтоб вы говорили теперь о Наталье Николаевне… то есть говорили в таком тоне. Я… я не
позволю вам этого!
Тотчас же она явилась у нас, привезя с
собой на извозчике целый узел. Объявив с первого слова, что теперь и не уйдет от меня, и приехала, чтоб помогать мне в хлопотах, она развязала узел. В нем были сиропы, варенья для больной, цыплята и курица, в случае если больная начнет выздоравливать, яблоки для печенья, апельсины, киевские сухие варенья (на случай если доктор
позволит), наконец, белье, простыни, салфетки, женские рубашки, бинты, компрессы — точно на целый лазарет.
И, наконец, я вам
позволил только немного гулять, в ясный день, под надзором вашего благодетеля, а вы бросаете своего благодетеля и бежите ко мне, тогда как вы должны беречь
себя и… и… принимать лекарство.
Катя прислала с Алешей записку, в которой просила Наташу
позволить посетить
себя завтра; причем писала и ко мне: она просила и меня присутствовать при их свидании.
— Непременно, я уйду скоро, — отвечал он, — но я люблю вас, как дочь свою, и вы
позволите мне посещать
себя. Смотрите на меня теперь как на вашего отца и
позвольте мне быть вам полезным.
Нет, я не
позволю над
собой смеяться…
Он спал на голой земле и только в сильные морозы
позволял себе укрыться на пожарном сеновале; вместо подушки клал под головы́ камень; вставал с зарею, надевал вицмундир и тотчас же бил в барабан; курил махорку до такой степени вонючую, что даже полицейские солдаты и те краснели, когда до обоняния их доходил запах ее; ел лошадиное мясо и свободно пережевывал воловьи жилы.
Она решительно не хочет, чтоб я познакомился с ее мужем — тем хромым старичком, которого я видел мельком на бульваре: она вышла за него для сына. Он богат и страдает ревматизмами. Я не
позволил себе над ним ни одной насмешки: она его уважает, как отца, — и будет обманывать, как мужа… Странная вещь сердце человеческое вообще, и женское в особенности!
Неточные совпадения
Г-жа Простакова. А мы-то что?
Позволь, мой батюшка, проводить
себя и мне, и сыну, и мужу. Мы все за твое здоровье в Киев пешком обещаемся, лишь бы дельце наше сладить.
— Отчего же? Я не вижу этого.
Позволь мне думать, что, помимо наших родственных отношений, ты имеешь ко мне, хотя отчасти, те дружеские чувства, которые я всегда имел к тебе… И истинное уважение, — сказал Степан Аркадьич, пожимая его руку. — Если б даже худшие предположения твои были справедливы, я не беру и никогда не возьму на
себя судить ту или другую сторону и не вижу причины, почему наши отношения должны измениться. Но теперь, сделай это, приезжай к жене.
Развод, подробности которого он уже знал, теперь казался ему невозможным, потому что чувство собственного достоинства и уважение к религии не
позволяли ему принять на
себя обвинение в фиктивном прелюбодеянии и еще менее допустить, чтобы жена, прощенная и любимая им, была уличена и опозорена.
― Я сказал вам, что не
позволю вам принимать вашего любовника у
себя.
Я не покорюсь ему; я не
позволю ему воспитывать
себя.