Неточные совпадения
Глядя на нее, вы бы тотчас же согласились, что, наверно, прошло уже лет двадцать, как она в
последний раз
ела.
Славный
был этот вечер; мы все перебрали: и то, когда меня отсылали в губернский город в пансион, — господи, как она тогда плакала! — и нашу
последнюю разлуку, когда я уже навсегда расставался с Васильевским.
Но оскорбление с обеих сторон
было так сильно, что не оставалось и слова на мир, и раздраженный князь употреблял все усилия, чтоб повернуть дело в свою пользу, то
есть, в сущности, отнять у бывшего своего управляющего
последний кусок хлеба.
Старик уже отбросил все мечты о высоком: «С первого шага видно, что далеко кулику до Петрова дня; так себе, просто рассказец; зато сердце захватывает, — говорил он, — зато становится понятно и памятно, что кругом происходит; зато познается, что самый забитый,
последний человек
есть тоже человек и называется брат мой!» Наташа слушала, плакала и под столом, украдкой, крепко пожимала мою руку.
Я стал раскаиваться, что переехал сюда. Комната, впрочем,
была большая, но такая низкая, закопченная, затхлая и так неприятно пустая, несмотря на кой-какую мебель. Тогда же подумал я, что непременно сгублю в этой квартире и
последнее здоровье свое. Так оно и случилось.
Помню, пришло мне тоже на мысль, как бы хорошо
было, если б каким-нибудь волшебством или чудом совершенно забыть все, что
было, что прожилось в
последние годы; все забыть, освежить голову и опять начать с новыми силами.
Я оглядел его искоса: лицо у него
было больное; в
последнее время он очень похудел; борода его
была с неделю небритая.
— Вот он какой, — сказала старушка, оставившая со мной в
последнее время всю чопорность и все свои задние мысли, — всегда-то он такой со мной; а ведь знает, что мы все его хитрости понимаем. Чего ж бы передо мной виды-то на себя напускать! Чужая я ему, что ли? Так он и с дочерью. Ведь простить-то бы мог, даже, может
быть, и желает простить, господь его знает. По ночам плачет, сама слышала! А наружу крепится. Гордость его обуяла… Батюшка, Иван Петрович, рассказывай поскорее: куда он ходил?
— Ха-ха-ха! А ты чего ожидала! Да чем же мы жить-то здесь
будем, подумай! Деньги прожиты,
последнюю копейку добиваем!
В настоящее время прекратились даже и эти
последние ресурсы; оставалась только одна работа, но плата за нее
была самая ничтожная.
Последний был дядя, Семен Валковский, да тот только в Москве
был известен, да и то тем, что
последние триста душ прожил, и если б отец не нажил сам денег, то его внуки, может
быть, сами бы землю пахали, как и
есть такие князья.
Любопытство мое
было возбуждено в
последней степени. Я хоть и решил не входить за ней, но непременно хотел узнать тот дом, в который она войдет, на всякий случай. Я
был под влиянием тяжелого и странного впечатления, похожего на то, которое произвел во мне в кондитерской ее дедушка, когда умер Азорка…
— Прощай. — Она подала мне руку как-то небрежно и отвернулась от моего
последнего прощального взгляда. Я вышел от нее несколько удивленный. «А впрочем, — подумал я, —
есть же ей об чем и задуматься. Дела не шуточные. А завтра все первая же мне и расскажет».
— Ваня, — отвечал он, — ты знаешь, что я не позволяю никому в разговорах со мною касаться некоторых пунктов; но для теперешнего раза делаю исключение, потому что ты своим ясным умом тотчас же догадался, что обойти этот пункт невозможно. Да, у меня
есть другая цель. Эта цель: спасти мою погибшую дочь и избавить ее от пагубного пути, на который ставят ее теперь
последние обстоятельства.
— А теперь, Ваня,
последнее щекотливое дело:
есть у тебя деньги?
— Да; но он только в
последний месяц стал совсем забываться. Сидит, бывало, здесь целый день, и, если б я не приходила к нему, он бы и другой, и третий день так сидел, не
пивши, не
евши. А прежде он
был гораздо лучше.
Это
была страшная история; это история покинутой женщины, пережившей свое счастье; больной, измученной и оставленной всеми; отвергнутой
последним существом, на которое она могла надеяться, — отцом своим, оскорбленным когда-то ею и в свою очередь выжившим из ума от нестерпимых страданий и унижений.
Последние же слова ее князю о том, что он не может смотреть на их отношения серьезно, фраза об извинении по обязанности гостеприимства, ее обещание, в виде угрозы, доказать ему в этот же вечер, что она умеет говорить прямо, — все это
было до такой степени язвительно и немаскировано, что не
было возможности, чтоб князь не понял всего этого.
Винюсь и я: может
быть, я сам мало следил за тобой в
последнее время и потому только теперь, в этот вечер, узнал, на что ты можешь
быть способен.
Я остолбенел от изумления. Я и ожидал, что в этот вечер случится какая-нибудь катастрофа. Но слишком резкая откровенность Наташи и нескрываемый презрительный тон ее слов изумили меня до
последней крайности. Стало
быть, она действительно что-то знала, думал я, и безотлагательно решилась на разрыв. Может
быть, даже с нетерпением ждала князя, чтобы разом все прямо в глаза ему высказать. Князь слегка побледнел. Лицо Алеши изображало наивный страх и томительное ожидание.
Впрочем, уж и то
было странно, что Маслобоев вздумал в этот вечер прийти: он наверно знал, что я не
буду дома; я сам предуведомил его об этом при
последнем нашем свидании и очень хорошо это помнил.
Что опыт, хоть бы и печальный,
будет очень выгоден, потому что научит, как поддерживать это спасительное старое, принесет для этого новые данные; а следственно, даже надо желать, чтоб теперь поскорее дошло до
последней степени неосторожности.
— А я к тебе по делу, Иван, здравствуй! — сказал он, оглядывая нас всех и с удивлением видя меня на коленях. Старик
был болен все
последнее время. Он
был бледен и худ, но, как будто храбрясь перед кем-то, презирал свою болезнь, не слушал увещаний Анны Андреевны, не ложился, а продолжал ходить по своим делам.
Но я знал тоже очень хорошо, что в
последнюю минуту Наташа придет же ко мне снова и в моем же сердце
будет искать себе облегчения.
Он вполне
был, однакож, уверен до самой
последней минуты, что оставляет ее только на полтора месяца и что по возвращении его
будет их свадьба.
Это
было за два дня до отъезда Алеши и накануне первого и
последнего свидания Наташи с Катей.
Я непременно решился
быть в двенадцать часов (назначенный Катей час) у Наташи, несмотря ни на какие задержки; а хлопот и задержек
было много. Не говоря уже о Нелли, в
последнее время мне
было много хлопот у Ихменевых.
Наконец, после горячих и ненужных делу попреков: «зачем я не хожу и оставляю их, как сирот, одних в горе», так что уж «бог знает что без меня происходит», — она объявила мне, что Николай Сергеич в
последние три дня
был в таком волнении, «что и описать невозможно».
Подымаясь на
последнюю лестницу, которая, как я уже сказал прежде, шла винтом, я заметил у ее дверей человека, который хотел уже
было постучаться, но, заслышав мои шаги, приостановился.
Я столкнулся с ним на
последней забежной ступеньке, и каково
было мое изумление, когда я узнал Ихменева.
Я решился до времени не говорить Наташе об этой встрече, но непременно сказать ей тотчас же, когда она останется одна, по отъезде Алеши. В настоящее же время она
была так расстроена, что хотя бы и поняла и осмыслила вполне всю силу этого факта, но не могла бы его так принять и прочувствовать, как впоследствии, в минуту подавляющей
последней тоски и отчаяния. Теперь же минута
была не та.
Наконец, часы пробили одиннадцать. Я насилу мог уговорить его ехать. Московский поезд отправлялся ровно в двенадцать. Оставался один час. Наташа мне сама потом говорила, что не помнит, как
последний раз взглянула на него. Помню, что она перекрестила его, поцеловала и, закрыв руками лицо, бросилась назад в комнату. Мне же надо
было проводить Алешу до самого экипажа, иначе он непременно бы воротился и никогда бы не сошел с лестницы.
Но я не мог оставить мою мысль. Я слишком верил в нее. Я схватил за руку Нелли, и мы вышли.
Был уже третий час пополудни.. Находила туча. Все
последнее время погода стояла жаркая и удушливая, но теперь послышался где-то далеко первый, ранний весенний гром. Ветер пронесся по пыльным улицам.
— Вот в
последний день, перед тем как ей умереть, перед вечером, мамаша подозвала меня к себе, взяла меня за руку и сказала: «Я сегодня умру, Нелли», хотела
было еще говорить, но уж не могла.
Меня тамждут, но зато я вечером
буду свободен, совершенно свободен, как ветер, и сегодняшний вечер вознаградит меня за эти
последние два дня и две ночи, в которые я написал три печатных листа с половиною.
В
последний раз, расставаясь на два дня, чтоб кончить наконец запущенную мною работу, я должен
был много уговаривать ее… конечно, обиняками.
Ибо в
последнем случае, как, вероятно, и ты, милый сын, можешь понять поэтической своей головой, — он меня обкрадывал: ибо одна надобность, положим, рубль стоит, а другая вчетверо стоит; так дурак же я
буду, если за рубль передам ему то, что четырех стоит.
Ну, так я это читала, а еговсе-таки не простила, потому что когда мамаша умирала и еще могла говорить, то
последнее, что она сказала,
было: «Проклинаю его»,ну так и я егопроклинаю, не за себя, а за мамашу проклинаю…
Впервые опубликован в журнале «Время», январь-июль 1861 г. под заглавием «Униженные и оскорбленные. Из записок неудавшегося литератора» с посвящением М.М.Достоевскому. Текст
был переработан для отдельного издания этого же года, при последующих изданиях проводилась только стилистическая правка. Воспроизводится по изданию 1879 г. (
последнее при жизни автора) с исправлением опечаток по предыдущим изданиям. 1859 г.