Неточные совпадения
— Слушай же и
не рвись; тебе на Васильевский, и
я туда же, в Тринадцатую линию.
Я тоже опоздал и
хочу взять извозчика.
Хочешь со мной?
Я довезу. Скорее, чем пешком-то…
Но
я спешил и встал уходить. Она изумилась и чуть
не заплакала, что
я ухожу,
хотя все время, как
я сидел,
не показывала
мне никакой особенной нежности, напротив, даже была
со мной как будто холоднее обыкновенного. Она горячо поцеловала
меня и как-то долго посмотрела
мне в глаза.
Замечу кстати: хоть Елена и показывала вид, что как будто
не хочет говорить
со мною, но эти оклики, довольно частые, эта потребность обращаться ко
мне со всеми недоумениями, доказывали противное и, признаюсь, были
мне даже приятны.
— А то такое, что и
не знаю, что с ней делать, — продолжала Мавра, разводя руками. — Вчера еще было
меня к нему посылала, да два раза с дороги воротила. А сегодня так уж и
со мной говорить
не хочет. Хоть бы ты его повидал.
Я уж и отойти от нее
не смею.
—
Я начал о моем ветренике, — продолжал князь, —
я видел его только одну минуту и то на улице, когда он садился ехать к графине Зинаиде Федоровне. Он ужасно спешил и, представьте, даже
не хотел встать, чтоб войти
со мной в комнаты после четырех дней разлуки. И, кажется,
я в том виноват, Наталья Николаевна, что он теперь
не у вас и что мы пришли прежде него;
я воспользовался случаем, и так как сам
не мог быть сегодня у графини, то дал ему одно поручение. Но он явится сию минуту.
Вот и все; кроме разве того, что эта сиротка возбудила во
мне жалость, да, кроме того, она и говорить
со мной не хотела, как будто сердилась.
Я хочу, чтоб вы разделили сегодня
со мною и горе и радость, и веселье и слезы,
хотя, надеюсь, что я-то, по крайней мере,
не заплачу.
«Но для чего ж она как раз очутилась у дверей?» — подумал
я и вдруг с удивлением заметил, что она была в шубейке (
я только что купил ей у знакомой старухи торговки, зашедшей ко
мне на квартиру и уступавшей
мне иногда свой товар в долг); следовательно, она собиралась куда-то идти
со двора и, вероятно, уже отпирала дверь, как вдруг эпилепсия поразила ее. Куда ж она
хотела идти? Уж
не была ли она и тогда в бреду?
Она поссорилась даже раз с Александрой Семеновной, сказала ей, что ничего
не хочет от нее. Когда же
я стал пенять ей, при Александре же Семеновне, она разгорячилась, отвечала с какой-то порывчатой, накопившейся злобой, но вдруг замолчала и ровно два дня ни одного слова
не говорила
со мной,
не хотела принять ни одного лекарства, даже
не хотела пить и есть, и только старичок доктор сумел уговорить и усовестить ее.
Он был прав.
Я решительно
не знал, что делалось с нею. Она как будто совсем
не хотела говорить
со мной, точно
я перед ней в чем-нибудь провинился.
Мне это было очень горько.
Я даже сам нахмурился и однажды целый день
не заговаривал с нею, но на другой день
мне стало стыдно. Часто она плакала, и
я решительно
не знал, чем ее утешить. Впрочем, она однажды прервала
со мной свое молчание.
Она плакала, обнимала и целовала его, целовала ему руки и убедительно,
хотя и бессвязно, просила его, чтоб он взял ее жить к себе; говорила, что
не хочет и
не может более жить
со мной, потому и ушла от
меня; что ей тяжело; что она уже
не будет более смеяться над ним и говорить об новых платьях и будет вести себя хорошо, будет учиться, выучится «манишки ему стирать и гладить» (вероятно, она сообразила всю свою речь дорогою, а может быть, и раньше) и что, наконец, будет послушна и хоть каждый день будет принимать какие угодно порошки.
Я плюнул ему в лицо и изо всей силы ударил его по щеке. Он
хотел было броситься на
меня, но, увидав, что нас двое, пустился бежать, схватив сначала
со стола свою пачку с деньгами. Да, он сделал это;
я сам видел.
Я бросил ему вдогонку скалкой, которую схватил в кухне, на столе… Вбежав опять в комнату,
я увидел, что доктор удерживал Наташу, которая билась и рвалась у него из рук, как в припадке. Долго мы
не могли успокоить ее; наконец нам удалось уложить ее в постель; она была как в горячечном бреду.
Покамест за границей шла одна справка, он уже здесь затеял другую, но, видно,
не хотел употреблять слишком официального пути и познакомился
со мной.
— Вот и все, — произнес, надменно улыбаясь, Желтков. — Вы обо мне более не услышите и, конечно, больше никогда меня не увидите. Княгиня Вера Николаевна совсем
не хотела со мной говорить. Когда я ее спросил, можно ли мне остаться в городе, чтобы хотя изредка ее видеть, конечно не показываясь ей на глаза, она ответила: «Ах, если бы вы знали, как мне надоела вся эта история. Пожалуйста, прекратите ее как можно скорее». И вот я прекращаю всю эту историю. Кажется, я сделал все, что мог?
Неточные совпадения
— Простить
я не могу, и
не хочу, и считаю несправедливым.
Я для этой женщины сделал всё, и она затоптала всё в грязь, которая ей свойственна.
Я не злой человек,
я никогда никого
не ненавидел, но ее
я ненавижу всеми силами души и
не могу даже простить ее, потому что слишком ненавижу за всё то зло, которое она сделала
мне! — проговорил он
со слезами злобы в голосе.
— Никогда
не спрашивал себя, Анна Аркадьевна, жалко или
не жалко. Ведь мое всё состояние тут, — он показал на боковой карман, — и теперь
я богатый человек; а нынче поеду в клуб и, может быть, выйду нищим. Ведь кто
со мной садится — тоже
хочет оставить
меня без рубашки, а
я его. Ну, и мы боремся, и в этом-то удовольствие.
— Вы найдете опору, ищите ее
не во
мне,
хотя я прошу вас верить в мою дружбу, — сказала она
со вздохом. — Опора наша есть любовь, та любовь, которую Он завещал нам. Бремя Его легко, — сказала она с тем восторженным взглядом, который так знал Алексей Александрович. — Он поддержит вас и поможет вам.
—
Я бы
не удивилась, если бы вы и
не хотели встретиться
со мною.
Я ко всему привыкла. Вы были больны? Да, вы переменились, — сказала Анна.
— Если свет
не одобряет этого, то
мне всё равно, — сказал Вронский, — но если родные мои
хотят быть в родственных отношениях
со мною, то они должны быть в таких же отношениях с моею женой.