Неточные совпадения
В эту минуту жертвой старика был один маленький, кругленький и чрезвычайно опрятный немчик, со стоячими, туго накрахмаленными воротничками и с необыкновенно красным лицом, приезжий гость, купец
из Риги, Адам Иваныч Шульц, как
узнал я после, короткий приятель Миллеру, но
не знавший еще старика и многих
из посетителей.
Конечно, всякий, кто
знал хоть сколько-нибудь Николая Сергеича,
не мог бы, кажется, и одному слову поверить
из всех взводимых на него обвинений; а между тем, как водится, все суетились, все говорили, все оговаривались, все покачивали головами и… осуждали безвозвратно.
Сама же Наташа, так оклеветанная, даже еще целый год спустя,
не знала почти ни одного слова
из всех этих наговоров и сплетней: от нее тщательно скрывали всю историю, и она была весела и невинна, как двенадцатилетний ребенок.
Из благородной гордости он
не хотел и думать: что скажет князь, если
узнает, что его сын опять принят в доме Ихменевых, и мысленно презирал все его нелепые подозрения.
Ведь вот он клялся мне любить меня, всё обещания давал; а ведь я ничему
не верю
из его обещаний, ни во что их
не ставлю и прежде
не ставила, хоть и
знала, что он мне
не лгал, да и солгать
не может.
Он был
не по летам наивен и почти ничего
не понимал
из действительной жизни; впрочем, и в сорок лет ничего бы, кажется, в ней
не узнал.
Бывают они часто с большими способностями; но все это в них как-то перепутывается, да сверх того они в состоянии сознательно идти против своей совести
из слабости на известных пунктах, и
не только всегда погибают, но и сами заранее
знают, что идут к погибели.
Маслобоев толкнул дверь, и мы очутились в небольшой комнате, в два окна, с геранями, плетеными стульями и с сквернейшими фортепианами; все как следовало. Но еще прежде, чем мы вошли, еще когда мы разговаривали в передней, Митрошка стушевался. Я после
узнал, что он и
не входил, а пережидал за дверью. Ему было кому потом отворить. Растрепанная и нарумяненная женщина, выглядывавшая давеча утром из-за плеча Бубновой, приходилась ему кума.
Я
не заставил себе повторять два раза. Схватив за руку Елену, я вывел ее
из этого вертепа. Уж
не знаю, как там у них кончилось. Нас
не останавливали: хозяйка была поражена ужасом. Все произошло так скоро, что она и помешать
не могла. Извозчик нас дожидался, и через двадцать минут я был уже на своей квартире.
— Боже мой, что
из этого всего выйдет —
не знаю. Послушайте, Иван Петрович. Я вам обо всем буду писать, буду часто писать и много. Уж я теперь пошла вас мучить. Вы часто будете к нам приходить?
— Я ведь
знаю очень хорошо, — прибавила она, — князю хочется моих денег. Про меня они думают, что я совершенный ребенок, и даже мне прямо это говорят. Я же
не думаю этого. Я уж
не ребенок. Странные они люди: сами ведь они точно дети; ну,
из чего хлопочут?
Не могу удержаться от странного и, может быть, совершенно
не идущего к делу замечания.
Из трехчасового моего разговора с Катей я вынес, между прочим, какое-то странное, но вместе с тем глубокое убеждение, что она до того еще вполне ребенок, что совершенно
не знает всей тайны отношений мужчины и женщины. Это придавало необыкновенную комичность некоторым ее рассуждениям и вообще серьезному тону, с которым она говорила о многих очень важных вещах…
—
Знаю, у князя Р., раз в год; я там вас и встретил. А остальное время года вы коснеете в демократической гордости и чахнете на ваших чердаках, хотя и
не все так поступают
из ваших. Есть такие искатели приключений, что даже меня тошнит…
— Вы
не ошиблись, — прервал я с нетерпением (я видел, что он был
из тех, которые, видя человека хоть капельку в своей власти, сейчас же дают ему это почувствовать. Я же был в его власти; я
не мог уйти,
не выслушав всего, что он намерен был сказать, и он
знал это очень хорошо. Его тон вдруг изменился и все больше и больше переходил в нагло фамильярный и насмешливый). — Вы
не ошиблись, князь: я именно за этим и приехал, иначе, право,
не стал бы сидеть… так поздно.
— Да высказывать-то нечего. Мне именно хотелось
знать, что бы вы сказали, если б вам кто-нибудь
из друзей ваших, желающий вам основательного, истинного счастья,
не эфемерного какого-нибудь, предложил девушку, молоденькую, хорошенькую, но… уже кое-что испытавшую; я говорю аллегорически, но вы меня понимаете, ну, вроде Натальи Николаевны, разумеется, с приличным вознаграждением… (Заметьте, я говорю о постороннем, а
не о нашемделе); ну, что бы вы сказали?
А между прочим, я хотел объяснить вам, что у меня именно есть черта в характере, которую вы еще
не знали, — это ненависть ко всем этим пошлым, ничего
не стоящим наивностям и пасторалям, и одно
из самых пикантных для меня наслаждений всегда было прикинуться сначала самому на этот лад, войти в этот тон, обласкать, ободрить какого-нибудь вечно юного Шиллера и потом вдруг сразу огорошить его; вдруг поднять перед ним маску и
из восторженного лица сделать ему гримасу, показать ему язык именно в ту минуту, когда он менее всего ожидает этого сюрприза.
Знаете ли, что когда-то я
из каприза даже был метафизиком и филантропом и вращался чуть ли
не в таких же идеях, как вы?
Она вздрогнула, взглянула на меня, чашка выскользнула
из ее рук, упала на мостовую и разбилась. Нелли была бледна; но, взглянув на меня и уверившись, что я все видел и
знаю, вдруг покраснела; этой краской сказывался нестерпимый, мучительный стыд. Я взял ее за руку и повел домой; идти было недалеко. Мы ни слова
не промолвили дорогою. Придя домой, я сел; Нелли стояла передо мной, задумчивая и смущенная, бледная по-прежнему, опустив в землю глаза. Она
не могла смотреть на меня.
Потому доподлинно
знаю, что он ее с собой
не взял, а когда вставал из-за стола, то под другие бумаги сунул.
Так он должен был думать, заключил я мое мнение, и вот почему
не докончил письма, и, может быть,
из всего этого произойдут еще новые оскорбления, которые еще сильнее почувствуются, чем первые, и, кто
знает, примирение, может быть, еще надолго отложится…
Дорога мне казалась бесконечною. Наконец, мы приехали, и я вошел к моим старикам с замиранием сердца. Я
не знал, как выйду
из их дома, но
знал, что мне во что бы то ни стало надо выйти с прощением и примирением.
— То-то последствия, а
из чего? Где доказательства? Дела
не так делаются, и я тебе под секретом теперь говорю. А зачем я об этом с тобой заговорил — потом объясню. Значит, так надо было. Молчи и слушай и
знай, что все это секрет…
Неточные совпадения
Как бы, я воображаю, все переполошились: «Кто такой, что такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков
из Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи, и
не знают, что такое значит «прикажете принять».
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем, и говорю ему: «Слышали ли вы о новости-та, которую получил Антон Антонович
из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая,
не знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
Городничий. И
не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина
из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и
не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь
не прилгнувши
не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его
знает,
не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Почтмейстер. Совсем
не ревизор — я
узнал это
из письма…
Почтмейстер.
Знаю,
знаю… Этому
не учите, это я делаю
не то чтоб
из предосторожности, а больше
из любопытства: смерть люблю
узнать, что есть нового на свете. Я вам скажу, что это преинтересное чтение. Иное письмо с наслажденьем прочтешь — так описываются разные пассажи… а назидательность какая… лучше, чем в «Московских ведомостях»!