Неточные совпадения
Подождем годика эдак полтора или хоть год: пойдешь хорошо, утвердишься крепко на своей дороге — твоя Наташа;
не удастся тебе — сам рассуди!..
— Он у ней, — проговорила она чуть слышно. — Он надеялся, что я
не приду сюда, чтоб поехать к ней, а потом сказать, что он прав, что он заранее уведомлял, а я сама
не пришла. Я ему надоела, вот он и отстает… Ох, боже! Сумасшедшая я! Да ведь он мне сам в последний раз сказал, что я ему надоела… Чего ж я
жду!
Все мы так тогда думали. Он
ждал дочь всеми желаниями своего сердца, но он
ждал ее одну, раскаявшуюся, вырвавшую из своего сердца даже воспоминания о своем Алеше. Это было единственным условием прощения, хотя и
не высказанным, но, глядя на него, понятным и несомненным.
— Так неужели ж никогда, никогда
не кончится этот ужасный раздор! — вскричал я грустно. — Неужели ж ты до того горда, что
не хочешь сделать первый шаг! Он за тобою; ты должна его первая сделать. Может быть, отец только того и
ждет, чтоб простить тебя… Он отец; он обижен тобою! Уважь его гордость; она законна, она естественна! Ты должна это сделать. Попробуй, и он простит тебя без всяких условий.
— Нет, пойдем! Я тебя только
ждала, Ваня! Я уже три дня об этом думаю. Об этом-то деле я и писала к тебе… Ты меня должен проводить; ты
не должен отказать мне в этом… Я тебя
ждала… Три дня… Там сегодня вечер… он там… пойдем!
Я рассказал ей всю нашу историю: как ты бросила для меня свой дом, как мы жили одни, как мы теперь мучаемся, боимся всего и что теперь мы прибегаем к ней (я и от твоего имени говорил, Наташа), чтоб она сама взяла нашу сторону и прямо сказала бы мачехе, что
не хочет идти за меня, что в этом все наше спасение и что нам более нечего
ждать ниоткуда.
Она вошла, медленно переступив через порог, как и вчера, и недоверчиво озираясь кругом. Она внимательно осмотрела комнату, в которой жил ее дедушка, как будто отмечая, насколько изменилась комната от другого жильца. «Ну, каков дедушка, такова и внучка, — подумал я. — Уж
не сумасшедшая ли она?» Она все еще молчала; я
ждал.
—
Подожди, странная ты девочка! Ведь я тебе добра желаю; мне тебя жаль со вчерашнего дня, когда ты там в углу на лестнице плакала. Я вспомнить об этом
не могу… К тому же твой дедушка у меня на руках умер, и, верно, он об тебе вспоминал, когда про Шестую линию говорил, значит, как будто тебя мне на руки оставлял. Он мне во сне снится… Вот и книжки я тебе сберег, а ты такая дикая, точно боишься меня. Ты, верно, очень бедна и сиротка, может быть, на чужих руках; так или нет?
Мы шли долго, до самого Малого проспекта. Она чуть
не бежала; наконец, вошла в лавочку. Я остановился
подождать ее. «Ведь
не живет же она в лавочке», — подумал я.
«С кем же я-то теперь останусь, — говорила она, — с такой радостью да сидя одна в четырех стенах?» Наконец я убедил ее отпустить меня, представив ей, что Наташа теперь
ждет меня
не дождется.
Она тихо, все еще продолжая ходить, спросила, почему я так поздно? Я рассказал ей вкратце все мои похождения, но она меня почти и
не слушала. Заметно было, что она чем-то очень озабочена. «Что нового?» — спросил я. «Нового ничего», — отвечала она, но с таким видом, по которому я тотчас догадался, что новое у ней есть и что она для того и
ждала меня, чтоб рассказать это новое, но, по обыкновению своему, расскажет
не сейчас, а когда я буду уходить. Так всегда у нас было. Я уж применился к ней и
ждал.
Мы приехали и остановились у ресторации; но человека, называвшегося Митрошкой, там
не было. Приказав извозчику нас дожидаться у крыльца ресторации, мы пошли к Бубновой. Митрошка
поджидал нас у ворот. В окнах разливался яркий свет, и слышался пьяный, раскатистый смех Сизобрюхова.
— Да он вас, верно,
не позабыл. Все кого-то
поджидал, верно, вас.
— Этого я еще наверно
не знаю и, признаюсь,
ждал тебя, чтоб с тобой посоветоваться. Ну на каком, например, основании я буду ее у себя держать?
Рассказывая это, Анна Андреевна чуть
не дрожала от страху и умоляла меня
подождать с ней вместе Николая Сергеича.
На Толкучем можно было очень дешево купить хорошенькое и простенькое платьице. Беда была в том, что у меня в ту минуту почти совсем
не было денег. Но я еще накануне, ложась спать, решил отправиться сегодня в одно место, где была надежда достать их, и как раз приходилось идти в ту самую сторону, где Толкучий. Я взял шляпу. Елена пристально следила за мной, как будто чего-то
ждала.
— Вот, брат, целый час
жду тебя и, признаюсь, никак
не ожидал… тебя так найти, — продолжал он, осматриваясь в комнате и неприметно мигая мне на Елену. В глазах его изображалось изумление. Но, вглядевшись в него ближе, я заметил в нем тревогу и грусть. Лицо его было бледнее обыкновенного.
— Послушайте, Николай Сергеич, решим так:
подождем. Будьте уверены, что
не одни глаза смотрят за этим делом, и, может быть, оно разрешится самым лучшим образом, само собою, без насильственных и искусственных разрешений, как например эта дуэль. Время — самый лучший разрешитель! А наконец, позвольте вам сказать, что весь ваш проект совершенно невозможен. Неужели ж вы могли хоть одну минуту думать, что князь примет ваш вызов?
— Нелли, — сказал я, — вот ты теперь больна, расстроена, а я должен тебя оставить одну, взволнованную и в слезах. Друг мой! Прости меня и узнай, что тут есть тоже одно любимое и непрощенное существо, несчастное, оскорбленное и покинутое. Она
ждет меня. Да и меня самого влечет теперь после твоего рассказа так, что я, кажется,
не перенесу, если
не увижу ее сейчас, сию минуту…
Он ошибся именем и
не заметил того, с явною досадою
не находя колокольчика. Но колокольчика и
не было. Я подергал ручку замка, и Мавра тотчас же нам отворила, суетливо встречая нас. В кухне, отделявшейся от крошечной передней деревянной перегородкой, сквозь отворенную дверь заметны были некоторые приготовления: все было как-то
не по-всегдашнему, вытерто и вычищено; в печи горел огонь; на столе стояла какая-то новая посуда. Видно было, что нас
ждали. Мавра бросилась снимать наши пальто.
Мы вошли к Наташе. В ее комнате
не было никаких особенных приготовлений; все было по-старому. Впрочем, у нее всегда было все так чисто и мило, что нечего было и прибирать. Наташа встретила нас, стоя перед дверью. Я поражен был болезненной худобой и чрезвычайной бледностью ее лица, хотя румянец и блеснул на одно мгновение на ее помертвевших щеках. Глаза были лихорадочные. Она молча и торопливо протянула князю руку, приметно суетясь и теряясь. На меня же она и
не взглянула. Я стоял и
ждал молча.
Я все еще
жду,
не благоволите ли вы объясниться?
Как вообразил я это все, я
не мог выдержать и бросился к тебе скорей, прибежал сюда, а ты уж
ждала меня, и, когда мы обнялись после ссоры, помню, я так крепко прижал тебя к груди, как будто и в самом деле лишаюсь тебя.
— Что ж такое, что написал? Вчера тебе написал, а сегодня мне написали, да так, что лоб затрещал, — такие дела!
Ждут меня. Прости, Ваня. Все, что могу предоставить тебе в удовлетворение, это исколотить меня за то, что напрасно тебя потревожил. Если хочешь удовлетвориться, то колоти, но только ради Христа поскорее!
Не задержи, дела,
ждут…
Вот уж пять минут она
ждала, что я похвалю их чай, а я и
не догадался.
—
Не хочу,
не хочу! Я
подожду, пока он уйдет… в сенях…
не хочу.
— Ради бога, поедемте! Что же со мной-то вы сделаете? Ведь я вас
ждал полтора часа!.. Притом же мне с вами так надо, так надо поговорить — вы понимаете о чем? Вы все это дело знаете лучше меня… Мы, может быть, решим что-нибудь, остановимся на чем-нибудь, подумайте! Ради бога,
не отказывайте.
Впрочем, я
не от него и слышал и, признаюсь, прежде
не верил; теперь же
ждал, что будет.
— Вы бы
не были молодым моим другом, если б отвечали иначе! Я так и знал, что вы это скажете. Ха, ха, ха!
Подождите, mon ami, поживете и поймете, а теперь вам еще нужно пряничка. Нет, вы
не поэт после этого: эта женщина понимала жизнь и умела ею воспользоваться.
Она трепетно прижалась ко мне, как будто боялась чего-то, что-то заговорила, скоро, порывисто, как будто только и
ждала меня, чтоб поскорей мне это рассказать. Но слова ее были бессвязны и странны; я ничего
не понял, она была в бреду.
Было ясно: с ней без меня был припадок, и случился он именно в то мгновение, когда она стояла у самой двери. Очнувшись от припадка, она, вероятно, долго
не могла прийти в себя. В это время действительность смешивается с бредом, и ей, верно, вообразилось что-нибудь ужасное, какие-нибудь страхи. В то же время она смутно сознавала, что я должен воротиться и буду стучаться у дверей, а потому, лежа у самого порога на полу, чутко
ждала моего возвращения и приподнялась на мой первый стук.
И он снова поднес ей лекарство. Но в этот раз она даже и
не схитрила, а просто снизу вверх подтолкнула рукой ложку, и все лекарство выплеснулось прямо на манишку и на лицо бедному старичку. Нелли громко засмеялась, но
не прежним простодушным и веселым смехом. В лице ее промелькнуло что-то жестокое, злое. Во все это время она как будто избегала моего взгляда, смотрела на одного доктора и с насмешкою, сквозь которую проглядывало, однако же, беспокойство,
ждала, что-то будет теперь делать «смешной» старичок.
«Что ж это она здесь делает?» — подумал я в недоумении и, уверенный, что теперь уж
не потеряю ее, решился
ждать и наблюдать за ней.
Она, может быть, хочет говорить с тобой, чувствует потребность раскрыть перед тобой свое сердце,
не умеет, стыдится, сама
не понимает себя,
ждет случая, а ты, вместо того чтоб ускорить этот случай, отдаляешься от нее, сбегаешь от нее ко мне и даже, когда она была больна, по целым дням оставлял ее одну.
— Что же?
Ждала я тебя теперь, Ваня, эти полчаса, как он ушел, и как ты думаешь, о чем думала, о чем себя спрашивала? Спрашивала: любила я его иль
не любила и что это такое была наша любовь? Что, тебе смешно, Ваня, что я об этом только теперь себя спрашиваю?
И как увидела, что ты, бедный, обиженный мною, сидишь у меня на лестнице,
не уходишь и
ждешь, пока я тебя опять позову, — боже! — если б ты знал, Ваня, что тогда со мной сталось!
Я
жду,
жду и кашляю; дедушка все
не оглядывается.
Да ведь я… слушай, Наташа: да ведь я часто к тебе ходил, и мать
не знала, и никто
не знал; то под окнами у тебя стою, то
жду: полсутки иной раз
жду где-нибудь на тротуаре у твоих ворот!
— Нелли только что заснула, бедняжка! — шепчет она мне поскорее, — ради бога,
не разбудите! Только уж очень она, голубушка, слаба. Боимся мы за нее. Доктор говорит, что это покамест ничего. Да что от него путного-то добьешься, от вашегодоктора! И
не грех вам это, Иван Петрович?
Ждали вас,
ждали к обеду-то… ведь двое суток
не были!..
Нелли нарочно с постельки встала, ангельчик мой, в кресло покойное ее усадили, да и вывезли к обеду: «Хочу, дескать, с вами вместе Ваню
ждать», а наш Ваня и
не бывал.
Он сидел у себя дома и
ждал меня, и был такой страшный, худой, и сказал, что он два дня ничего
не ел и Азорка тоже, и очень на меня сердился и упрекал меня.