Неточные совпадения
Николай Сергеич, за неимением кой-каких бумаг, а
главное, не имея ни покровителей, ни опытности в хождении по таким
делам, тотчас же стал проигрывать в своей тяжбе.
— Ступай, Мавра, ступай, — отвечал он, махая на нее руками и торопясь прогнать ее. — Я буду рассказывать все, что было, все, что есть, и все, что будет, потому что я все это знаю. Вижу, друзья мои, вы хотите знать, где я был эти пять
дней, — это-то я и хочу рассказать; а вы мне не даете. Ну, и, во-первых, я тебя все время обманывал, Наташа, все это время, давным-давно уж обманывал, и это-то и есть самое
главное.
— Не может быть,
главного, наверно, не рассказал. Может быть, вы оба угадали что-нибудь, это уж ваше
дело, а я не рассказывал. Я скрыл и ужасно страдал.
Но теперешняя поспешность моя, может быть, покажет вам, как горячо и,
главное, как искренно я берусь за это
дело.
— Нет, нет, конечно, меньше. Вы с ними знакомы, и, может быть, даже сама Наталья Николаевна вам не раз передавала свои мысли на этот счет; а это для меня
главное руководство. Вы можете мне много помочь;
дело же крайне затруднительное. Я готов уступить и даже непременно положил уступить, как бы ни кончились все прочие
дела; вы понимаете? Но как, в каком виде сделать эту уступку, вот в чем вопрос? Старик горд, упрям; пожалуй, меня же обидит за мое же добродушие и швырнет мне эти деньги назад.
Я не оправдываюсь; замечу вам только, что гнев и,
главное, раздраженное самолюбие — еще не есть отсутствие благородства, а есть
дело естественное, человеческое, и, признаюсь, повторяю вам, я ведь почти вовсе не знал Ихменева и совершенно верил всем этим слухам насчет Алеши и его дочери, а следственно, мог поверить и умышленной краже денег…
— Я ведь только так об этом заговорила; будемте говорить о самом
главном. Научите меня, Иван Петрович: вот я чувствую теперь, что я Наташина соперница, я ведь это знаю, как же мне поступать? Я потому и спросила вас: будут ли они счастливы. Я об этом
день и ночь думаю. Положение Наташи ужасно, ужасно! Ведь он совсем ее перестал любить, а меня все больше и больше любит. Ведь так?
Иногда он вдруг принимался утешать ее, говорил, что едет только на месяц или много что на пять недель, что приедет летом, тогда будет их свадьба, и отец согласится, и, наконец,
главное, что ведь он послезавтра приедет из Москвы, и тогда целых четыре
дня они еще пробудут вместе и что, стало быть, теперь расстаются на один только
день…
Припадки, правда, повторялись с ней несколько чаще прежнего; но,
главное, какое-то изнурение и упадок всех сил, беспрерывное лихорадочное и напряженное состояние — все это довело ее в последние
дни до того, что она уже не вставала с постели.
— Да тебе-то какое
дело, для чьей выгоды я буду стараться, блаженный ты человек? Только бы сделать — вот что
главное! Конечно,
главное для сиротки, это и человеколюбие велит. Но ты, Ванюша, не осуждай меня безвозвратно, если я и об себе позабочусь. Я человек бедный, а он бедных людей не смей обижать. Он у меня мое отнимает, да еще и надул, подлец, вдобавок. Так я, по-твоему, такому мошеннику должен в зубы смотреть? Морген-фри!
Любовь к женщине он не только не мог себе представить без брака, но он прежде представлял себе семью, а потом уже ту женщину, которая даст ему семью. Его понятия о женитьбе поэтому не были похожи на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел; для Левина это было
главным делом жизни, от которогo зависело всё ее счастье. И теперь от этого нужно было отказаться!
Неточные совпадения
Словом сказать, в полчаса, да и то без нужды, весь осмотр кончился. Видит бригадир, что времени остается много (отбытие с этого пункта было назначено только на другой
день), и зачал тужить и корить глуповцев, что нет у них ни мореходства, ни судоходства, ни горного и монетного промыслов, ни путей сообщения, ни даже статистики — ничего, чем бы начальниково сердце возвеселить. А
главное, нет предприимчивости.
Главным помощником в этом
деле должна была быть графиня Лидия Ивановна.
— Ах да, тут очень интересная статья, — сказал Свияжский про журнал, который Левин держал в руках. — Оказывается, — прибавил он с веселым оживлением, — что
главным виновником
раздела Польши был совсем не Фридрих. Оказывается…
Для Константина народ был только
главный участник в общем труде, и, несмотря на всё уважение и какую-то кровную любовь к мужику, всосанную им, как он сам говорил, вероятно с молоком бабы-кормилицы, он, как участник с ним в общем
деле, иногда приходивший в восхищенье от силы, кротости, справедливости этих людей, очень часто, когда в общем
деле требовались другие качества, приходил в озлобление на народ за его беспечность, неряшливость, пьянство, ложь.
Смутное сознание той ясности, в которую были приведены его
дела, смутное воспоминание о дружбе и лести Серпуховского, считавшего его нужным человеком, и,
главное, ожидание свидания — всё соединялось в общее впечатление радостного чувства жизни. Чувство это было так сильно, что он невольно улыбался. Он спустил ноги, заложил одну на колено другой и, взяв ее в руку, ощупал упругую икру ноги, зашибленной вчера при падении, и, откинувшись назад, вздохнул несколько раз всею грудью.