Неточные совпадения
Но
в ту
минуту одна немая сцена, происходившая
в комнате, еще раз остановила меня.
В эту
минуту жертвой старика был один маленький, кругленький и чрезвычайно опрятный немчик, со стоячими, туго накрахмаленными воротничками и с необыкновенно красным лицом, приезжий гость, купец из Риги, Адам Иваныч Шульц, как узнал я после, короткий приятель Миллеру, но не знавший еще старика и многих из посетителей.
Если я был счастлив когда-нибудь, то это даже и не во время первых упоительных
минут моего успеха, а тогда, когда еще я не читал и не показывал никому моей рукописи:
в те долгие ночи, среди восторженных надежд и мечтаний и страстной любви к труду; когда я сжился с моей фантазией, с лицами, которых сам создал, как с родными, как будто с действительно существующими; любил их, радовался и печалился с ними, а подчас даже и плакал самыми искренними слезами над незатейливым героем моим.
Я знал, что их очень озабочивает
в эту
минуту процесс с князем Валковским, повернувшийся для них не совсем хорошо, и что у них случились еще новые неприятности, расстроившие Николая Сергеича до болезни.
— Воротись, воротись, пока не поздно, — умолял я ее, и тем горячее, тем настойчивее умолял, чем больше сам сознавал всю бесполезность моих увещаний и всю нелепость их
в настоящую
минуту.
Видишь, я какая:
в такую
минуту тебе же напоминаю о нашем прошлом счастии, а ты и без того страдаешь!
Я вот теперь защищаю его перед тобой; а он, может быть,
в эту же
минуту с другою и смеется про себя… а я, я, низкая, бросила все и хожу по улицам, ищу его…
Слушай, Ваня: я ведь и прежде знала и даже
в самые счастливые
минуты наши предчувствовала, что он даст мне одни только муки.
Наташа вздрогнула, вскрикнула, вгляделась
в приближавшегося Алешу и вдруг, бросив мою руку, пустилась к нему. Он тоже ускорил шаги, и через
минуту она была уже
в его объятиях. На улице, кроме нас, никого почти не было. Они целовались, смеялись; Наташа смеялась и плакала, все вместе, точно они встретились после бесконечной разлуки. Краска залила ее бледные щеки; она была как исступленная… Алеша заметил меня и тотчас же ко мне подошел.
Я жадно
в него всматривался, хоть и видел его много раз до этой
минуты; я смотрел
в его глаза, как будто его взгляд мог разрешить все мои недоумения, мог разъяснить мне: чем, как этот ребенок мог очаровать ее, мог зародить
в ней такую безумную любовь — любовь до забвения самого первого долга, до безрассудной жертвы всем, что было для Наташи до сих пор самой полной святыней? Князь взял меня за обе руки, крепко пожал их, и его взгляд, кроткий и ясный, проник
в мое сердце.
Все мое счастье погибло
в эту
минуту, и жизнь переломилась надвое.
Это — самая тяжелая, мучительная боязнь чего-то, чего я сам определить не могу, чего-то непостигаемого и несуществующего
в порядке вещей, но что непременно, может быть, сию же
минуту, осуществится, как бы
в насмешку всем доводам разума придет ко мне и станет передо мною как неотразимый факт, ужасный, безобразный и неумолимый.
Боязнь эта возрастает обыкновенно все сильнее и сильнее, несмотря ни на какие доводы рассудка, так что наконец ум, несмотря на то, что приобретает
в эти
минуты, может быть, еще большую ясность, тем не менее лишается всякой возможности противодействовать ощущениям.
— Твой дедушка? да ведь он уже умер! — сказал я вдруг, совершенно не приготовившись отвечать на ее вопрос, и тотчас раскаялся. С
минуту стояла она
в прежнем положении и вдруг вся задрожала, но так сильно, как будто
в ней приготовлялся какой-нибудь опасный нервический припадок. Я схватился было поддержать ее, чтоб она не упала. Через несколько
минут ей стало лучше, и я ясно видел, что она употребляет над собой неестественные усилия, скрывая передо мною свое волнение.
Через
минуту я выбежал за ней
в погоню, ужасно досадуя, что дал ей уйти! Она так тихо вышла, что я не слыхал, как отворила она другую дверь на лестницу. С лестницы она еще не успела сойти, думал я, и остановился
в сенях прислушаться. Но все было тихо, и не слышно было ничьих шагов. Только хлопнула где-то дверь
в нижнем этаже, и опять все стало тихо.
В ту
минуту на ней уже было совершенно темно.
Волосы, совсем поседевшие,
в беспорядке выбивались из-под скомканной шляпы и длинными космами лежали на воротнике его старого, изношенного пальто. Я еще прежде заметил, что
в иные
минуты он как будто забывался; забывал, например, что он не один
в комнате, разговаривал сам с собою, жестикулировал руками. Тяжело было смотреть на него.
История Смита очень заинтересовала старика. Он сделался внимательнее. Узнав, что новая моя квартира сыра и, может быть, еще хуже прежней, а стоит шесть рублей
в месяц, он даже разгорячился. Вообще он сделался чрезвычайно порывист и нетерпелив. Только Анна Андреевна умела еще ладить с ним
в такие
минуты, да и то не всегда.
В такие
минуты старик тотчас же черствел и угрюмел, молчал, нахмурившись, или вдруг, обыкновенно чрезвычайно неловко и громко, заговаривал о другом, или, наконец, уходил к себе, оставляя нас одних и давая таким образом Анне Андреевне возможность вполне излить передо мной свое горе
в слезах и сетованиях.
Анна Андреевна тотчас же подмигнула мне на него. Он терпеть не мог этих таинственных подмигиваний и хоть
в эту
минуту и старался не смотреть на нас, но по лицу его можно было заметить, что Анна Андреевна именно теперь мне на него подмигнула и что он вполне это знает.
Я уверен, что
в душе его все ныло и перевертывалось
в эту
минуту, глядя на слезы и страх своей бедной подруги; я уверен, что ему было гораздо больнее, чем ей; но он не мог удержаться.
Он рыдал как дитя, как женщина. Рыдания теснили грудь его, как будто хотели ее разорвать. Грозный старик
в одну
минуту стал слабее ребенка. О, теперь уж он не мог проклинать; он уже не стыдился никого из нас и,
в судорожном порыве любви, опять покрывал, при нас, бесчисленными поцелуями портрет, который за
минуту назад топтал ногами. Казалось, вся нежность, вся любовь его к дочери, так долго
в нем сдержанная, стремилась теперь вырваться наружу с неудержимою силою и силою порыва разбивала все существо его.
Заговори я с ней
в эту
минуту, она бы и не слыхала меня.
— Ты думаешь, Ваня? Боже, если б я это знала наверное! О, как бы я желала его видеть
в эту
минуту, только взглянуть на него. Я бы по лицу его все узнала! И нет его! Нет его!
Я начал с того, что стал Мими конфетами прикармливать и
в какие-нибудь десять
минут выучил подавать лапку, чему во всю жизнь не могли ее выучить.
— Все, решительно все, — отвечал Алеша, — и благодарю бога, который внушил мне эту мысль; но слушайте, слушайте! Четыре дня тому назад я решил так: удалиться от вас и кончить все самому. Если б я был с вами, я бы все колебался, я бы слушал вас и никогда бы не решился. Один же, поставив именно себя
в такое положение, что каждую
минуту должен был твердить себе, что надо кончить и что я долженкончить, я собрался с духом и — кончил! Я положил воротиться к вам с решением и воротился с решением!
Какие у ней были глаза
в ту
минуту!
Но разговор наш вдруг был прерван самым неожиданным образом.
В кухне, которая
в то же время была и переднею, послышался легкий шум, как будто кто-то вошел. Через
минуту Мавра отворила дверь и украдкой стала кивать Алеше, вызывая его.
— Мой приход к вам
в такой час и без доклада — странен и вне принятых правил; но я надеюсь, вы поверите, что, по крайней мере, я
в состоянии сознать всю эксцентричность моего поступка. Я знаю тоже, с кем имею дело; знаю, что вы проницательны и великодушны. Подарите мне только десять
минут, и я надеюсь, вы сами меня поймете и оправдаете.
Такое невероятное признание от Катерины Федоровны и, наконец,
в такую
минуту, разумеется, было вызвано чрезвычайною странностию твоего объяснения с нею.
Князь пристально
в нее всматривался, как будто спешил разучить ее вполне
в одну какую-нибудь
минуту.
Я знаю, я выражаюсь слишком откровенно, но
в эту
минуту откровенность с моей стороны нужнее всего; вы сами согласитесь с этим, когда меня дослушаете.
— Довольно, — сказал он и взял свою шляпу, — я еду. Я просил у вас только десять
минут, а просидел целый час, — прибавил он, усмехаясь. — Но я ухожу
в самом горячем нетерпении свидеться с вами опять как можно скорее. Позволите ли мне посещать вас как можно чаще?
— Полноте, не хвалите меня… довольно! — шептала
в смущении Наташа. Как хороша она была
в эту
минуту!
— Напротив, это было прекрасно, наивно, быстро. Ты так хороша была
в эту
минуту! Глуп будет он, если не поймет этого с своей великосветскостью.
Но как, должно быть, смеялся
в эту
минуту один человек, засыпая
в комфортной своей постели, — если, впрочем, он еще удостоил усмехнуться над нами! Должно быть, не удостоил!
Я подошел к ней и начал ей наскоро рассказывать. Она молча и пытливо слушала, потупив голову и стоя ко мне спиной. Я рассказал ей тоже, как старик, умирая, говорил про Шестую линию. «Я и догадался, — прибавил я, — что там, верно, кто-нибудь живет из дорогих ему, оттого и ждал, что придут о нем наведаться. Верно, он тебя любил, когда
в последнюю
минуту о тебе поминал».
— Нельзя… не знаю… приду, — прошептала она как бы
в борьбе и раздумье.
В эту
минуту вдруг где-то ударили стенные часы. Она вздрогнула и, с невыразимой болезненной тоскою смотря на меня, прошептала: — Это который час?
И она бросилась на меня с кулаками. Но
в эту
минуту вдруг раздался пронзительный, нечеловеческий крик. Я взглянул, — Елена, стоявшая как без чувств, вдруг с страшным, неестественным криком ударилась оземь и билась
в страшных судорогах. Лицо ее исказилось. С ней был припадок пахучей болезни. Растрепанная девка и женщина снизу подбежали, подняли ее и поспешно понесли наверх.
Я стал на тротуаре против ворот и глядел
в калитку. Только что я вышел, баба бросилась наверх, а дворник, сделав свое дело, тоже куда-то скрылся. Через
минуту женщина, помогавшая снести Елену, сошла с крыльца, спеша к себе вниз. Увидев меня, она остановилась и с любопытством на меня поглядела. Ее доброе и смирное лицо ободрило меня. Я снова ступил на двор и прямо подошел к ней.
Теперь четверть двенадцатого, сейчас смотрел; ну, так ровно
в тридцать пять
минут двенадцатого я тебя и отпущу.
В двадцать
минут, во-первых, успею вздушить адмирала Чаинского и пропущу березовки, потом зорной, потом померанцевой, потом parfait amour [прекрасная любовь (франц.)], а потом еще что-нибудь изобрету.
Жест его был как-то выделанно удалой, а вместе с тем
в настоящую
минуту он, видимо, сдерживал себя, всего более желая себе придать вид чрезвычайной деловитости и солидности.
В эту
минуту страшный, пронзительный крик раздался где-то за несколькими дверями, за две или за три комнатки от той,
в которой мы были.
Она проснулась
в ту самую
минуту, когда я входил
в комнату.
Я положил, не откладывая, сегодня же утром купить ей новое платье. На это дикое, ожесточенное существо нужно было действовать добротой. Она смотрела так, как будто никогда и не видывала добрых людей. Если она уж раз, несмотря на жестокое наказание, изорвала
в клочки свое первое, такое же платье, то с каким же ожесточением она должна была смотреть на него теперь, когда оно напоминало ей такую ужасную недавнюю
минуту.
На Толкучем можно было очень дешево купить хорошенькое и простенькое платьице. Беда была
в том, что у меня
в ту
минуту почти совсем не было денег. Но я еще накануне, ложась спать, решил отправиться сегодня
в одно место, где была надежда достать их, и как раз приходилось идти
в ту самую сторону, где Толкучий. Я взял шляпу. Елена пристально следила за мной, как будто чего-то ждала.
Это история женщины, доведенной до отчаяния; ходившей с своею девочкой, которую она считала еще ребенком, по холодным, грязным петербургским улицам и просившей милостыню; женщины, умиравшей потом целые месяцы
в сыром подвале и которой отец отказывал
в прощении до последней
минуты ее жизни и только
в последнюю
минуту опомнившийся и прибежавший простить ее, но уже заставший один холодный труп вместо той, которую любил больше всего на свете.
— Нелли, — сказал я, — вот ты теперь больна, расстроена, а я должен тебя оставить одну, взволнованную и
в слезах. Друг мой! Прости меня и узнай, что тут есть тоже одно любимое и непрощенное существо, несчастное, оскорбленное и покинутое. Она ждет меня. Да и меня самого влечет теперь после твоего рассказа так, что я, кажется, не перенесу, если не увижу ее сейчас, сию
минуту…
— Я начал о моем ветренике, — продолжал князь, — я видел его только одну
минуту и то на улице, когда он садился ехать к графине Зинаиде Федоровне. Он ужасно спешил и, представьте, даже не хотел встать, чтоб войти со мной
в комнаты после четырех дней разлуки. И, кажется, я
в том виноват, Наталья Николаевна, что он теперь не у вас и что мы пришли прежде него; я воспользовался случаем, и так как сам не мог быть сегодня у графини, то дал ему одно поручение. Но он явится сию
минуту.