Неточные совпадения
В самом деле, это
был премилейший мальчик: красавчик собою, слабый и нервный, как
женщина, но вместе с тем веселый и простодушный, с душою отверстою и способною к благороднейшим ощущениям, с сердцем любящим, правдивым и признательным, — он сделался идолом в доме Ихменевых.
У
женщины, например, бывает иногда потребность чувствовать себя несчастною, обиженною, хотя бы не
было ни обид, ни несчастий.
Есть много мужчин, похожих в этом случае на
женщин, и даже мужчин не слабых, в которых вовсе не так много женственного.
Он затронул всю гордость
женщины, уже любившей его, прямо признавшись ей, что у нее
есть соперница, и в то же время возбудил в ней симпатию к ее сопернице, а для себя прощение и обещание бескорыстной братской дружбы.
И она бросилась на меня с кулаками. Но в эту минуту вдруг раздался пронзительный, нечеловеческий крик. Я взглянул, — Елена, стоявшая как без чувств, вдруг с страшным, неестественным криком ударилась оземь и билась в страшных судорогах. Лицо ее исказилось. С ней
был припадок пахучей болезни. Растрепанная девка и
женщина снизу подбежали, подняли ее и поспешно понесли наверх.
Маслобоев толкнул дверь, и мы очутились в небольшой комнате, в два окна, с геранями, плетеными стульями и с сквернейшими фортепианами; все как следовало. Но еще прежде, чем мы вошли, еще когда мы разговаривали в передней, Митрошка стушевался. Я после узнал, что он и не входил, а пережидал за дверью. Ему
было кому потом отворить. Растрепанная и нарумяненная
женщина, выглядывавшая давеча утром из-за плеча Бубновой, приходилась ему кума.
Это
была страшная история; это история покинутой
женщины, пережившей свое счастье; больной, измученной и оставленной всеми; отвергнутой последним существом, на которое она могла надеяться, — отцом своим, оскорбленным когда-то ею и в свою очередь выжившим из ума от нестерпимых страданий и унижений.
Еще в первое наше свидание я отчасти предупредил вас о моем характере, а потому вы, вероятно, не рассердитесь на меня за одно замечание, тем более что оно
будет вообще о всех
женщинах; вы тоже, вероятно, согласитесь с этим замечанием, — продолжал он, с любезностью обращаясь ко мне.
— Именно, я заметил, в женском характере
есть такая черта, что если, например,
женщина в чем виновата, то скорей она согласится потом, впоследствии, загладить свою вину тысячью ласк, чем в настоящую минуту, во время самой очевидной улики в проступке, сознаться в нем и попросить прощения.
Катя вчера и сегодня говорила мне, что не может
женщина простить такую небрежность (ведь она все знает, что
было у нас здесь во вторник; я на другой же день рассказал).
Я с ней спорил, доказывал ей, говорил, что эта
женщина называется Наташаи что во всем свете, может
быть, только одна
есть равная ей: это Катя; и я приехал сюда, разумеется зная, что я выиграл в споре.
— Только-то? Это все доказательства? Но подумайте, исступленная вы
женщина: этой выходкой (как вы называете мое предложение во вторник) я слишком себя связывал. Это
было бы слишком легкомысленно для меня.
— Я сегодня бесстыдно поступил, — прошептал он мне, — я низко поступил, я виноват перед всеми на свете, а перед ними обеими больше всего. Сегодня отец после обеда познакомил меня с Александриной (одна француженка) — очаровательная
женщина. Я… увлекся и… ну, уж что тут говорить, я недостоин
быть вместе с ними… Прощайте, Иван Петрович!
Не могу удержаться от странного и, может
быть, совершенно не идущего к делу замечания. Из трехчасового моего разговора с Катей я вынес, между прочим, какое-то странное, но вместе с тем глубокое убеждение, что она до того еще вполне ребенок, что совершенно не знает всей тайны отношений мужчины и
женщины. Это придавало необыкновенную комичность некоторым ее рассуждениям и вообще серьезному тону, с которым она говорила о многих очень важных вещах…
— То
есть просто пьян. И это может
быть. «Охмелели!» — то
есть это понежнее, чем пьян. О преисполненный деликатностей человек! Но… мы, кажется, опять начали браниться, а заговорили
было о таком интересном предмете. Да, мой поэт, если еще
есть на свете что-нибудь хорошенькое и сладенькое, так это
женщины.
Не
было развратницы развратнее этой
женщины, и я имел счастье заслужить вполне ее доверенность.
— Вы бы не
были молодым моим другом, если б отвечали иначе! Я так и знал, что вы это скажете. Ха, ха, ха! Подождите, mon ami, поживете и поймете, а теперь вам еще нужно пряничка. Нет, вы не поэт после этого: эта
женщина понимала жизнь и умела ею воспользоваться.
Но опять-таки дело в том, что ведь Смитиха
была сама по себе безумнейшая и сумасброднейшая
женщина в мире.
Необыкновенная она
женщина была; ты сообрази только все обстоятельства: ведь это романтизм, — все это надзвездные глупости в самом диком и сумасшедшем размере.
Он заставил себя еще подумать о Нехаевой, но думалось о ней уже благожелательно. В том, что она сделала, не было, в сущности, ничего необычного: каждая девушка хочет
быть женщиной. Ногти на ногах у нее плохо острижены, и, кажется, она сильно оцарапала ему кожу щиколотки. Клим шагал все более твердо и быстрее. Начинался рассвет, небо, позеленев на востоке, стало еще холоднее. Клим Самгин поморщился: неудобно возвращаться домой утром. Горничная, конечно, расскажет, что он не ночевал дома.
Неточные совпадения
Хлестаков. Оробели? А в моих глазах точно
есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я знаю, что ни одна
женщина не может их выдержать, не так ли?
— Певец Ново-Архангельской, // Его из Малороссии // Сманили господа. // Свезти его в Италию // Сулились, да уехали… // А он бы рад-радехонек — // Какая уж Италия? — // Обратно в Конотоп, // Ему здесь делать нечего… // Собаки дом покинули // (Озлилась круто
женщина), // Кому здесь дело
есть? // Да у него ни спереди, // Ни сзади… кроме голосу… — // «Зато уж голосок!»
С другой стороны, вместо кротости, чистосердечия, свойств жены добродетельной, муж видит в душе своей жены одну своенравную наглость, а наглость в
женщине есть вывеска порочного поведения.
[В этом ничего нет удивительного, ибо летописец свидетельствует, что этот самый Дю-Шарио
был впоследствии подвергнут исследованию и оказался
женщиной.
Разговор этот происходил утром в праздничный день, а в полдень вывели Ионку на базар и, дабы сделать вид его более омерзительным, надели на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения
было много
женщин), а на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение всего квартальные приглашали торговых людей плевать на преступника, что и исполнялось. К вечеру Ионки не стало.