Неточные совпадения
Наташа вздрогнула, вскрикнула, вгляделась
в приближавшегося Алешу и вдруг,
бросив мою руку, пустилась к нему. Он тоже ускорил шаги, и через минуту она была уже
в его объятиях. На улице, кроме нас, никого почти не было. Они целовались, смеялись; Наташа смеялась и плакала, все вместе, точно они встретились после бесконечной разлуки.
Краска залила ее бледные щеки; она была как исступленная… Алеша заметил меня и тотчас же ко мне подошел.
— Я знаю, Нелли, что твою мать погубил злой человек, злой и безнравственный, но знаю тоже, что она отца своего любила и почитала, — с волнением произнес старик, продолжая гладить Нелли по головке и не стерпев, чтоб не
бросить нам
в эту минуту этот вызов. Легкая
краска покрыла его бледные щеки; он старался не взглядывать на нас.
Неточные совпадения
Если она любит Штольца, что же такое была та любовь? — кокетство, ветреность или хуже? Ее
бросало в жар и
краску стыда при этой мысли. Такого обвинения она не взведет на себя.
Райнера эта новая наглость
бросила из
краски в мертвенную бледность, но он не сказал ни слова.
— А-а, то-то и есть. Даже вон
в краску вас
бросило при одной мысли, а скажите-ка, отчего вы не женитесь? Оттого, что вы не хотите попасть
в дураки?
Холодна, равнодушна лежала Ольга на сыром полу и даже не пошевелилась, не приподняла взоров, когда взошел Федосей; фонарь с умирающей своей свечою стоял на лавке, и дрожащий луч, прорываясь сквозь грязные зеленые стекла, увеличивал бледность ее лица; бледные губы казались зеленоватыми; полураспущенная коса
бросала зеленоватую тень на круглое, гладкое плечо, которое, освободясь из плена, призывало поцелуй; душегрейка, смятая под нею, не прикрывала более высокой, роскошной груди; два мягкие шара, белые и хладные как снег, почти совсем обнаженные, не волновались как прежде: взор мужчины беспрепятственно покоился на них, и ни малейшая
краска не пробегала ни по шее, ни по ланитам: женщина, только потеряв надежду, может потерять стыд, это непонятное, врожденное чувство, это невольное сознание женщины
в неприкосновенности,
в святости своих тайных прелестей.
Как убедиться
в том, что всю свою жизнь не будешь служить исключительно глупому любопытству толпы (и хорошо еще, если только любопытству, а не чему-нибудь иному, возбуждению скверных инстинктов, например) и тщеславию какого-нибудь разбогатевшего желудка на ногах, который не спеша подойдет к моей пережитой, выстраданной, дорогой картине, писанной не кистью и
красками, а нервами и кровью, пробурчит: «мм… ничего себе», сунет руку
в оттопырившийся карман,
бросит мне несколько сот рублей и унесет ее от меня.