Неточные совпадения
Сама говорю, что низость, а если он бросит меня, я
побегу за ним на край света, хоть и отталкивать, хоть и прогонять меня будет.
Ворочусь, а завтра же опять уйду, прикажет — и уйду, свистнет, кликнет меня, как собачку, я и
побегу за ним…
Он знает, что и не предчувствовал этого, и несчастные последствия нашей любви, мой
побег, приписывает именно моей «неблагодарной» скрытности.
— Господи! — проговорила она и вдруг бросилась
бежать.
Мы шли долго, до самого Малого проспекта. Она чуть не
бежала; наконец, вошла в лавочку. Я остановился подождать ее. «Ведь не живет же она в лавочке», — подумал я.
Вчера ввечеру все вихры ей за это же оттаскала, а она и сегодня
бежать!
Ну, думаю:
бежит она от меня!
Да только подумала, глядь — она и
бежала вчера!
Недостает у меня слов описать, как она обрадовалась, даже как-то потерялась, крестилась, плакала, клала перед образом земные поклоны, обнимала меня и хотела тотчас же
бежать к Николаю Сергеичу и объявить ему свою радость.
— Ровно-таки ничего тебе не скажу, — перебил Маслобоев, поспешно хватая фуражку и направляясь в переднюю, — дела! Я, брат, сам
бегу, опоздал!..
— Ну, а давеча-то зачем
бежал от меня? — спросил я.
— Ну, Ваня, таково-то житье мое! По этой причине непременно водочки! — решил Маслобоев, оправляя волосы и чуть не
бегом направляясь к графину. Но Александра Семеновна предупредила его: подскочила к столу, налила сама, подала и даже ласково потрепала его по щеке. Маслобоев с гордостью подмигнул мне глазом, щелкнул языком и торжественно выпил свою рюмку.
Бежала она, старик-то ее проклял да и обанкрутился.
— Странная девочка. Я уверен, что она сумасшедшая. Представьте себе, сначала отвечала мне хорошо, но потом, когда разглядела меня, бросилась ко мне, вскрикнула, задрожала, вцепилась в меня… что-то хочет сказать — не может. Признаюсь, я струсил, хотел уж
бежать от нее, но она, слава богу, сама от меня убежала. Я был в изумлении. Как это вы уживаетесь?
Уйдя от меня часа за два до моего возвращения и оставив мне записку, Нелли
побежала сперва к старичку доктору.
И, наконец, вы, сколько я вижу,
бежали из своего дома.
И, наконец, я вам позволил только немного гулять, в ясный день, под надзором вашего благодетеля, а вы бросаете своего благодетеля и
бежите ко мне, тогда как вы должны беречь себя и… и… принимать лекарство.
— И не пожалела ты его, Нелли! — вскричал я, когда мы остались одни, — и не стыдно, не стыдно тебе! Нет, ты не добрая, ты и вправду злая! — и как был без шляпы, так и
побежал я вслед за стариком. Мне хотелось проводить его до ворот и хоть два слова сказать ему в утешение. Сбегая с лестницы, я как будто еще видел перед собой лицо Нелли, страшно побледневшее от моих упреков.
Я бросился в сени, искал ее на лестнице, кликал, стучался даже у соседей и спрашивал о ней; поверить я не мог и не хотел, что она опять
бежала.
Но скоро, к большому моему унынию, я сообразил, что она могла прежде спрятаться где-нибудь на лестнице и выждать, пока я пройду обратно домой, а потом
бежать, так что я никак не мог ее встретить.
Усталый, измученный, я
побежал опять к Маслобоевым; тот же ответ: никого не было, да и они сами еще не возвращались.
Я хотел
бежать к ней, но остановился.
Да, слезы о бедной Нелли, хотя я в то же время чувствовал непримиримое негодование: она не от нужды просила; она была не брошенная, не оставленная кем-нибудь на произвол судьбы;
бежала не от жестоких притеснителей, а от друзей своих, которые ее любили и лелеяли.
Я мигнул Александре Семеновне, чтоб она не расспрашивала, и она поняла меня. Я нежно простился с Нелли, которая все еще горько плакала, и упросил добренькую Александру Семеновну посидеть с ней до моего возвращения, а сам
побежал к Наташе. Я опоздал и торопился.
Она уже начала искренно любить Нелли, жалела о том, что она больна, расспрашивала о ней, принудила меня взять для Нелли банку варенья, за которым сама
побежала в чулан; принесла мне пять целковых, предполагая, что у меня нет денег для доктора, и. когда я их не взял, едва успокоилась и утешилась тем, что Нелли нуждается в платье и белье и что, стало быть, можно еще ей быть полезною, вследствие чего стала тотчас же перерывать свой сундук и раскладывать все свои платья, выбирая из них те, которые можно было подарить «сиротке».
Долго не думая, он
побежал к графу.
На этом свидании я был: оно происходило рано утром, еще до прихода ко мне старика и до первого
побега Нелли.
Так прошло часа полтора. Не могу изобразить, что я вынес в это время. Сердце замирало во мне и мучилось от беспредельной боли. Вдруг дверь отворилась, и Наташа выбежала на лестницу, в шляпке и бурнусе [плащ-накидка с круглым воротником, на подкладке]. Она была как в беспамятстве и сама потом говорила мне, что едва помнит это и не знает, куда и с каким намерением она хотела
бежать.
Я решился
бежать к доктору; надо было захватить болезнь. Съездить же можно было скоро; до двух часов мой старик немец обыкновенно сидел дома. Я
побежал к нему, умоляя Мавру ни на минуту, ни на секунду не уходить от Наташи и не пускать ее никуда. Бог мне помог: еще бы немного, и я бы не застал моего старика дома. Он встретился уже мне на улице, когда выходил из квартиры. Мигом я посадил его на моего извозчика, так что он еще не успел удивиться, и мы пустились обратно к Наташе.
Я плюнул ему в лицо и изо всей силы ударил его по щеке. Он хотел было броситься на меня, но, увидав, что нас двое, пустился
бежать, схватив сначала со стола свою пачку с деньгами. Да, он сделал это; я сам видел. Я бросил ему вдогонку скалкой, которую схватил в кухне, на столе… Вбежав опять в комнату, я увидел, что доктор удерживал Наташу, которая билась и рвалась у него из рук, как в припадке. Долго мы не могли успокоить ее; наконец нам удалось уложить ее в постель; она была как в горячечном бреду.
Но меня уже осенила другая мысль. Я умолил доктора остаться с Наташей еще на два или на три часа и взял с него слово не уходить от нее ни на одну минуту. Он дал мне слово, и я
побежал домой.
Азорка еще остался и все выл и лизал мамашу, потом
побежал к дедушке, схватил его за полу и потащил назад, а дедушка его ударил палкой.
Азорка опять к нам было
побежал, да дедушка кликнул его, он и
побежал за дедушкой и все выл.
Я
побежала и поворотила в другую улицу и с другой стороны в лавочку зашла; только вдруг прямо на него опять и наткнулась и так испугалась, что тут же и остановилась и не могу идти.
— Я его три недели не видела, — начала Нелли, — до самой зимы. Тут зима стала, и снег выпал. Когда же я встретила дедушку опять, на прежнем месте, то очень обрадовалась… потому что мамаша тосковала, что он не ходит. Я, как увидела его, нарочно
побежала на другую сторону улицы, чтоб он видел, что я
бегу от него.
Только я оглянулась и вижу, что дедушка сначала скоро пошел за мной, а потом и
побежал, чтоб меня догнать, и стал кричать мне: «Нелли, Нелли!» И Азорка
бежал за ним.
Вдруг ударил по ступенькам палкой,
побежал, отпер свою дверь и через минуту вынес мне медных денег, все пятаки, и бросил их в меня на лестницу.
Тут он вдруг так и заметался; схватил свою палку и
побежал за мной; даже и шляпу забыл, а было холодно.
Он останавливал извозчиков, торговался, но они только смеялись, и над Азоркой смеялись, а Азорка с нами
бежал, и мы все дальше и дальше
бежали.
Дедушка устал и дышал трудно, но все торопился и
бежал.
В упоении я было хотел уже бросить перо, и все дела мои, и самого антрепренера, и
бежать к нашимна Васильевский.
В восторге я схватил шляпу, рукопись под мышку и
бегу стремглав, чтоб застать дома нашего драгоценнейшего Александра Петровича.
Но я уже его не слушаю. На Васильевском острове он выпускает меня из кареты, и я
бегу к нашим. Вот и Тринадцатая линия, вот и их домик. Анна Андреевна, увидя меня, грозит мне пальцем, махает на меня руками и шикаетна меня, чтоб я не шумел.
Но я уже не слушаю Анну Андреевну, а
бегу в садик.
Одним словом, выдумка старика до того прельщала его самого, что он уже пришел от нее в восторг. Невозможно было и возражать ему. Я спросил совета у доктора, но прежде чем тот собрался сообразить, старик уже схватил свой картуз и
побежал обделывать дело.