Неточные совпадения
«Хвалят человека, — думала она обо мне, —
а за
что — неизвестно. Сочинитель, поэт… Да ведь
что ж такое сочинитель?»
— Или вот, например, табакерку дадут…
Что ж? На милость ведь нет образца. Поощрить захотят.
А кто знает, может и ко двору попадешь, — прибавил он полушепотом и с значительным видом, прищурив свой левый глаз, — или нет? Или еще рано ко двору-то?
Ты, положим, талант, даже замечательный талант… ну, не гений, как об тебе там сперва прокричали,
а так, просто талант (я еще вот сегодня читал на тебя эту критику в «Трутне»; слишком уж там тебя худо третируют: ну да ведь это
что ж за газета!).
—
А почему
ж ты знаешь,
что невеста его так хороша и
что он и ею уж увлекается?
— Обещал, все обещал. Он ведь для того меня и зовет теперь, чтоб завтра же обвенчаться потихоньку, за городом; да ведь он не знает,
что делает. Он, может быть, как и венчаются-то, не знает. И какой он муж! Смешно, право.
А женится, так несчастлив будет, попрекать начнет… Не хочу я, чтоб он когда-нибудь в чем-нибудь попрекнул меня. Все ему отдам,
а он мне пускай ничего.
Что ж, коль он несчастлив будет от женитьбы, зачем же его несчастным делать?
— Он у ней, — проговорила она чуть слышно. — Он надеялся,
что я не приду сюда, чтоб поехать к ней,
а потом сказать,
что он прав,
что он заранее уведомлял,
а я сама не пришла. Я ему надоела, вот он и отстает… Ох, боже! Сумасшедшая я! Да ведь он мне сам в последний раз сказал,
что я ему надоела…
Чего ж я жду!
— Вот он какой, — сказала старушка, оставившая со мной в последнее время всю чопорность и все свои задние мысли, — всегда-то он такой со мной;
а ведь знает,
что мы все его хитрости понимаем.
Чего ж бы передо мной виды-то на себя напускать! Чужая я ему,
что ли? Так он и с дочерью. Ведь простить-то бы мог, даже, может быть, и желает простить, господь его знает. По ночам плачет, сама слышала!
А наружу крепится. Гордость его обуяла… Батюшка, Иван Петрович, рассказывай поскорее: куда он ходил?
А только
что ж это значит, батюшка,
что он сиротку-то выдумал?
— Это все правда, — сказал я, —
что ты говоришь, Наташа. Значит, ему надо теперь узнать и полюбить тебя вновь.
А главное: узнать.
Что ж? Он и полюбит тебя. Неужели
ж ты думаешь,
что он не в состоянии узнать и понять тебя, он, он, такое сердце!
—
Что ж, он придет и на другую квартиру,
а я, ей-богу, не сержусь.
— То-то я и говорю,
что он такой деликатный.
А как хвалил тебя! Я ведь говорил тебе… говорил! Нет, он может все понимать и чувствовать!
А про меня как про ребенка говорил; все-то они меня так почитают! Да
что ж, я ведь и в самом деле такой.
— То-то; он и без того узнает.
А ты замечай,
что он скажет? Как примет? Господи, Ваня!
Что, неужели
ж он в самом деле проклянет меня за этот брак? Нет, не может быть!
— Ты как будто на него сердишься, Ваня?
А какая, однако
ж, я дурная, мнительная и какая тщеславная! Не смейся; я ведь перед тобой ничего не скрываю. Ах, Ваня, друг ты мой дорогой! Вот если я буду опять несчастна, если опять горе придет, ведь уж ты, верно, будешь здесь подле меня; один, может быть, и будешь!
Чем заслужу я тебе за все! Не проклинай меня никогда, Ваня!..
—
А почему
ж вы знали,
что я приду? Кто вам сказал? — спросила она, быстро перебивая меня.
— Ну, брат Маслобоев, это ты врешь, — прервал я его. — Во-первых, генералы, хоть бы и литературные, и с виду не такие бывают, как я,
а второе, позволь тебе сказать, я действительно припоминаю,
что раза два тебя на улице встретил, да ты сам, видимо, избегал меня,
а мне
что ж подходить, коли вижу, человек избегает. И знаешь,
что и думаю? Не будь ты теперь хмелен, ты бы и теперь меня не окликнул. Не правда ли? Ну, здравствуй! Я, брат, очень, очень рад,
что тебя встретил.
— Конфет?
Что ж, это очень мило и простодушно. Ах, какие вы оба! Вот уж и пошли теперь наблюдать друг за другом, шпионить, лица друг у друга изучать, тайные мысли на них читать (
а ничего-то вы в них и не понимаете!). Еще он ничего. Он веселый и школьник по-прежнему.
А ты-то, ты-то!
— Да уж так… Куда
ж это он опять пошел? В тот раз вы думали,
что он ко мне ходил. Видишь, Ваня, если можешь, зайди ко мне завтра. Может быть, я кой-что и скажу тебе… Совестно мне только тебя беспокоить;
а теперь шел бы ты домой к своей гостье. Небось часа два прошло, как ты вышел из дома?
— Послушайте, Николай Сергеич, решим так: подождем. Будьте уверены,
что не одни глаза смотрят за этим делом, и, может быть, оно разрешится самым лучшим образом, само собою, без насильственных и искусственных разрешений, как например эта дуэль. Время — самый лучший разрешитель!
А наконец, позвольте вам сказать,
что весь ваш проект совершенно невозможен. Неужели
ж вы могли хоть одну минуту думать,
что князь примет ваш вызов?
— Это я, видишь, Ваня, вот какая, — сказала Наташа, подходя к столу и конфузясь даже передо мной. — Ведь предчувствовала,
что все это сегодня так выйдет, как вышло,
а все-таки думала,
что авось, может быть, и не так кончится. Алеша приедет, начнет мириться, мы помиримся; все мои подозрения окажутся несправедливыми, меня разуверят, и… на всякий случай и приготовила закуску.
Что ж, думала, мы заговоримся, засидимся…
—
А, вот как!
Что ж, нравится тебе? — я был в замешательстве автора, которого похвалили в глаза, но я бы бог знает
что дал, если б мог в эту минуту поцеловать ее. Но как-то нельзя было поцеловать. Нелли помолчала.
—
А она… ну, вот и они-то… девушка и старичок, — шептала она, продолжая как-то усиленнее пощипывать меня за рукав, —
что ж, они будут жить вместе? И не будут бедные?
—
Что ж такое,
что написал? Вчера тебе написал,
а сегодня мне написали, да так,
что лоб затрещал, — такие дела! Ждут меня. Прости, Ваня. Все,
что могу предоставить тебе в удовлетворение, это исколотить меня за то,
что напрасно тебя потревожил. Если хочешь удовлетвориться, то колоти, но только ради Христа поскорее! Не задержи, дела, ждут…
— Ах, Алеша, так
что же! — сказала она. — Неужели
ж ты вправду хочешь оставить это знакомство, чтоб меня успокоить. Ведь это по-детски. Во-первых, это невозможно,
а во-вторых, ты просто будешь неблагороден перед Катей. Вы друзья; разве можно так грубо разрывать связи. Наконец, ты меня просто обижаешь, коли думаешь,
что я так тебя ревную. Поезжай, немедленно поезжай, я прошу тебя! Да и отец твой успокоится.
— Вовсе не ослышалась,
а так было. Я никогда не лгу.
А почему
ж гостя не встретить? Живем-живем, никто-то к нам не ходит,
а все-то у нас есть. Пусть же хорошие люди видят,
что и мы умеем, как люди, жить.
Было
ж это в городе Санта-фе-де-Богота,
а может, и в Кракове, но вернее всего,
что в фюрстентум [княжестве (от нем. Furstentum)] Нассау, вот
что на зельтерской воде написано, именно в Нассау; довольно с тебя?
— Да, говорил, — отвечал смущенный Алеша, —
что ж тут такого? Он говорил со мной сегодня так ласково, так по-дружески,
а ее все мне хвалил, так
что я даже удивился: она его так оскорбила,
а он ее же так хвалит.
Кроме того,
что вы много теряете, — ну, одним словом, карьеру, — кроме того, хоть одно то,
что надобно самому узнать,
что вы описываете,
а у вас там, в повестях, и графы, и князья, и будуары… впрочем,
что ж я?
— О нет, мой друг, нет, я в эту минуту просто-запросто деловой человек и хочу вашего счастья. Одним словом, я хочу уладить все дело. Но оставим на время все дело,
а вы меня дослушайте до конца, постарайтесь не горячиться, хоть две какие-нибудь минутки. Ну, как вы думаете,
что если б вам жениться? Видите, я ведь теперь совершенно говорю о постороннем;
что ж вы на меня с таким удивлением смотрите?
—
А! Это ты! Ты! — вскричала она на меня. — Только ты один теперь остался. Ты его ненавидел! Ты никогда ему не мог простить,
что я его полюбила… Теперь ты опять при мне!
Что ж? Опять утешатьпришел меня, уговаривать, чтоб я шла к отцу, который меня бросил и проклял. Я так и знала еще вчера, еще за два месяца!.. Не хочу, не хочу! Я сама проклинаю их!.. Поди прочь, я не могу тебя видеть! Прочь, прочь!
А я все думала:
что ж мамаша так любит дедушку,
а он ее не любит, и когда пришла к дедушке, то нарочно стала ему рассказывать, как мамаша его любит.
—
А отец-то
что ж? Так и не простил? — вскрикнула Анна Андреевна.