Неточные совпадения
Нет,
тут было другое, и это другое я никак не могу объяснить иначе,
как предварительно объяснив читателю характер Фомы Фомича так,
как я сам его понял впоследствии.
— Сережа! ты в заблуждении; это клевета! — вскричал дядя, покраснев и ужасно сконфузившись. — Это они, дураки, не поняли, что он им говорил! Он только так…
какой тут медный грош!.. А тебе нечего про все поминать, горло драть, — продолжал дядя, с укоризною обращаясь к мужику, — тебе ж, дураку, добра пожелали, а ты не понимаешь, да и кричишь!
— То-то, батюшка! Коли я шут, так и другой кто-нибудь
тут! А вы меня уважайте: я еще не такой подлец,
как вы думаете. Оно, впрочем, пожалуй, и шут. Я — раб, моя жена — рабыня, к тому же, польсти, польсти! вот оно что: все-таки что-нибудь выиграешь, хоть ребятишкам на молочишко. Сахару, сахару-то побольше во все подсыпайте, так оно и здоровее будет. Это я вам, батюшка, по секрету говорю; может, и вам понадобится. Фортуна заела, благодетель, оттого я и шут.
Он постоянно становится за стулом генеральши и ужасно любит сахар. Когда ему дадут сахарцу, он
тут же сгрызает его своими крепкими, белыми,
как молоко, зубами, и неописанное удовольствие сверкает в его веселых голубых глазах и на всем его хорошеньком личике.
«
Как! — говорил он, защищая свою нелепую мысль (мысль, приходившую в голову и не одному Фоме Фомичу, чему свидетелем пишущий эти строки), —
как! он всегда вверху при своей госпоже; вдруг она, забыв, что он не понимает по-французски, скажет ему, например, донне муа мон мушуар [Дайте мне платок (франц.: «Donnez-moi mon mouchoir»).] — он должен и
тут найтись и
тут услужить!» Но оказалось, что не только нельзя было Фалалея выучить по-французски, но что повар Андрон, его дядя, бескорыстно старавшийся научить его русской грамоте, давно уже махнул рукой и сложил азбуку на полку!
Но
как запьет настоящим образом, так уж
тут все забыл: где живет, в
каком государстве,
как самого зовут? — словом, решительно все; но в сущности превосходнейший малый…
— Что ж делать, братец? Я даже горжусь… Это ничего для высокого подвига; но
какой благородный,
какой бескорыстный,
какой великий человек! Сергей — ты ведь слышал… И
как мог я
тут сорваться с этими деньгами, то есть просто не понимаю! Друг мой! я был увлечен; я был в ярости; я не понимал его; я его подозревал, обвинял… но нет! он не мог быть моим противником — это я теперь вижу… А помнишь,
какое у него было благородное выражение в лице, когда он отказался от денег?
— Фу ты, боже мой,
какой романтизм! — вскричал Мизинчиков, глядя на меня с неподдельным удивлением. — Впрочем,
тут даже и не романтизм, а вы просто, кажется, не понимаете, в чем дело. Вы говорите, что это неблагородно, а между тем все выгоды не на моей, а на ее стороне… Рассудите только!
— Часто, братец! Последнее время почти каждую ночь сряду сходились. Только они нас, верно, и выследили, — уж знаю, что выследили, и знаю, что
тут Анна Ниловна все работала. Мы на время и прервали; дня четыре уже ничего не было; а вот сегодня опять понадобилось. Сам ты видел,
какая нужда была: без этого
как же бы я ей сказал? Прихожу, в надежде застать, а она уж там целый час сидит, меня дожидается: тоже надо было кое-что сообщить…
Он брюзглив, капризен — не спорю; но когда дело дойдет до высшего благородства, тут-то он и засияет,
как перл… именно,
как перл.
Да
какая же
тут добродетель?
— Малаги захотел! — проворчал он чуть не вслух. — И вина-то такого спросил, что никто не пьет! Ну, кто теперь пьет малагу, кроме такого же,
как он, подлеца? Тьфу, вы, проклятые! Ну, я-то чего
тут стою? чего я-то
тут жду?
— Да, Фома! — подхватил Бахчеев, — прости и ты меня, дурака! не знал я тебя, не знал! Ты, Фома Фомич, не только ученый, но и — просто герой! Весь дом мой к твоим услугам. А лучше всего приезжай-ка, брат, ко мне послезавтра, да уж и с матушкой-генеральшей, да уж и с женихом и невестой, — да чего
тут! всем домом ко мне! то есть вот
как пообедаем, — заранее не похвалюсь, а одно скажу: только птичьего молока для вас не достану! Великое слово даю!
А ведь ты должен хорошо помнить весь этот сад, Сережа:
как ты
тут играл и бегал, когда был маленький!
Роман кончен. Любовники соединились, и гений добра безусловно воцарился в доме, в лице Фомы Фомича.
Тут можно бы сделать очень много приличных объяснений; но, в сущности, все эти объяснения теперь совершенно лишние. Таково, по крайней мере, мое мнение. Взамен всяких объяснений скажу лишь несколько слов о дальнейшей судьбе всех героев моего рассказа: без этого,
как известно, не кончается ни один роман, и это даже предписано правилами.
Неточные совпадения
Аммос Федорович (в сторону).Вот выкинет штуку, когда в самом деле сделается генералом! Вот уж кому пристало генеральство,
как корове седло! Ну, брат, нет, до этого еще далека песня.
Тут и почище тебя есть, а до сих пор еще не генералы.
А там опять на горочку — //
Как грязи
тут не быть?
И
тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл…
как сам Шалашников! // Да тот был прост; накинется // Со всей воинской силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся // В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по миру, // Не отойдя сосет!
Что
тут, под этой липою, // Жена моя призналась мне, // Что тяжела она // Гаврюшей, нашим первенцем, // И спрятала на грудь мою //
Как вишня покрасневшее // Прелестное лицо?..
Пускай народу ведомо, // Что целые селения // На попрошайство осенью, //
Как на доходный промысел, // Идут: в народной совести // Уставилось решение, // Что больше
тут злосчастия, // Чем лжи, — им подают.