Неточные совпадения
— Помню, батюшка, очень хорошо помню, что вы были, — отчетливо проговорила старушка, по-прежнему не отводя своих вопрошающих глаз от его
лица.
— Что угодно? — строго произнесла старушонка, войдя в комнату и по-прежнему становясь прямо перед ним, чтобы глядеть ему прямо в
лицо.
Лицо было выбрито, по-чиновничьи, но давно уже, так что уже густо начала выступать сизая щетина.
— С тех пор, государь мой, — продолжал он после некоторого молчания, — с тех пор,
по одному неблагоприятному случаю и
по донесению неблагонамеренных
лиц, — чему особенно способствовала Дарья Францовна, за то будто бы, что ей в надлежащем почтении манкировали, — с тех пор дочь моя, Софья Семеновна, желтый билет принуждена была получить, и уже вместе с нами
по случаю сему не могла оставаться.
Воспоминания о недавнем успехе
по службе как бы оживили его и даже отразились на
лице его каким-то сиянием.
Мармеладов стукнул себя кулаком
по лбу, стиснул зубы, закрыл глаза и крепко оперся локтем на стол. Но через минуту
лицо его вдруг изменилось, и с каким-то напускным лукавством и выделанным нахальством взглянул на Раскольникова, засмеялся и проговорил...
Почти все время, как читал Раскольников, с самого начала письма,
лицо его было мокро от слез; но когда он кончил, оно было бледно, искривлено судорогой, и тяжелая, желчная, злая улыбка змеилась
по его губам.
Увидав его выбежавшего, она задрожала, как лист, мелкою дрожью, и
по всему
лицу ее побежали судороги; приподняла руку, раскрыла было рот, но все-таки не вскрикнула и медленно, задом, стала отодвигаться от него в угол, пристально, в упор, смотря на него, но все не крича, точно ей воздуху недоставало, чтобы крикнуть.
Письмоводитель сильно, впрочем, интересовал его: ему всё хотелось что-нибудь угадать
по его
лицу, раскусить.
Он зажал двугривенный в руку, прошел шагов десять и оборотился
лицом к Неве,
по направлению дворца.
Раскольников перешел через площадь. Там, на углу, стояла густая толпа народа, все мужиков. Он залез в самую густоту, заглядывая в
лица. Его почему-то тянуло со всеми заговаривать. Но мужики не обращали внимания на него и все что-то галдели про себя, сбиваясь кучками. Он постоял, подумал и пошел направо, тротуаром,
по направлению к В—му. Миновав площадь, он попал в переулок…
Он вышел, весь дрожа от какого-то дикого истерического ощущения, в котором между тем была часть нестерпимого наслаждения, — впрочем, мрачный, ужасно усталый.
Лицо его было искривлено, как бы после какого-то припадка. Утомление его быстро увеличивалось. Силы его возбуждались и приходили теперь вдруг, с первым толчком, с первым раздражающим ощущением, и так же быстро ослабевали,
по мере того как ослабевало ощущение.
Раскольников протеснился,
по возможности, и увидал, наконец, предмет всей этой суеты и любопытства. На земле лежал только что раздавленный лошадьми человек, без чувств, по-видимому, очень худо одетый, но в «благородном» платье, весь в крови. С
лица, с головы текла кровь;
лицо было все избито, ободрано, исковеркано. Видно было, что раздавили не на шутку.
30°
по Реомюру = 37,5°
по Цельсию.] спертый воздух, куча людей, рассказ об убийстве
лица, у которого был накануне, и все это — на голодное брюхо!
Раскольников бросился вслед за мещанином и тотчас же увидел его идущего
по другой стороне улицы, прежним ровным и неспешным шагом, уткнув глаза в землю и как бы что-то обдумывая. Он скоро догнал его, но некоторое время шел сзади; наконец поравнялся с ним и заглянул ему сбоку в
лицо. Тот тотчас же заметил его, быстро оглядел, но опять опустил глаза, и так шли они с минуту, один подле другого и не говоря ни слова.
Лицо Сони вдруг страшно изменилось:
по нем пробежали судороги. С невыразимым укором взглянула она на него, хотела было что-то сказать, но ничего не могла выговорить и только вдруг горько-горько зарыдала, закрыв руками
лицо.
обвитый
по рукам и ногам погребальными пеленами; и
лицо его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его; пусть идет.
Плач бедной, чахоточной, сиротливой Катерины Ивановны произвел, казалось, сильный эффект на публику. Тут было столько жалкого, столько страдающего в этом искривленном болью, высохшем чахоточном
лице, в этих иссохших, запекшихся кровью губах, в этом хрипло кричащем голосе, в этом плаче навзрыд, подобном детскому плачу, в этой доверчивой, детской и вместе с тем отчаянной мольбе защитить, что, казалось, все пожалели несчастную.
По крайней мере Петр Петрович тотчас же пожалел.
Он ничего не мог выговорить. Он совсем, совсем не так предполагал объявить и сам не понимал того, что теперь с ним делалось. Она тихо подошла к нему, села на постель подле и ждала, не сводя с него глаз. Сердце ее стучало и замирало. Стало невыносимо: он обернул к ней мертво-бледное
лицо свое; губы его бессильно кривились, усиливаясь что-то выговорить. Ужас прошел
по сердцу Сони.
Должен и обязан пред вами объяснением-с, — продолжал он с улыбочкой и даже слегка стукнул ладонью
по коленке Раскольникова, но почти в то же мгновение
лицо его вдруг приняло серьезную и озабоченную мину; даже как будто грустью подернулось, к удивлению Раскольникова.
Раскольников вскочил с дивана, постоял было несколько секунд и сел опять, не говоря ни слова. Мелкие конвульсии вдруг прошли
по всему его
лицу.
Что-то было ужасно неприятное в этом красивом и чрезвычайно моложавом, судя
по летам,
лице.
— Хоть я и знаю, что вы человек… без чести, но я вас нисколько не боюсь. Идите вперед, — сказала она, по-видимому спокойно, но
лицо ее было очень бледно.
— А? Так это насилие! — вскричала Дуня, побледнела как смерть и бросилась в угол, где поскорей заслонилась столиком, случившимся под рукой. Она не кричала; но она впилась взглядом в своего мучителя и зорко следила за каждым его движением. Свидригайлов тоже не двигался с места и стоял против нее на другом конце комнаты. Он даже овладел собою,
по крайней мере снаружи. Но
лицо его было бледно по-прежнему. Насмешливая улыбка не покидала его.
Соня в изумлении смотрела на него. Странен показался ей этот тон; холодная дрожь прошла было
по ее телу, но чрез минуту она догадалась, что и тон и слова эти — все было напускное. Он и говорил-то с нею, глядя как-то в угол и точно избегая заглянуть ей прямо в
лицо.
Вдруг подле него очутилась Соня. Она подошла едва слышно и села с ним рядом. Было еще очень рано, утренний холодок еще не смягчился. На ней был ее бедный, старый бурнус и зеленый платок.
Лицо ее еще носило признаки болезни, похудело, побледнело, осунулось. Она приветливо и радостно улыбнулась ему, но,
по обыкновению, робко протянула ему свою руку.
Неточные совпадения
Недурной наружности, в партикулярном платье, ходит этак
по комнате, и в
лице этакое рассуждение… физиономия… поступки, и здесь (вертит рукою около лба)много, много всего.
По правую сторону его жена и дочь с устремившимся к нему движеньем всего тела; за ними почтмейстер, превратившийся в вопросительный знак, обращенный к зрителям; за ним Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом; за ним, у самого края сцены, три дамы, гостьи, прислонившиеся одна к другой с самым сатирическим выраженьем
лица, относящимся прямо к семейству городничего.
Гаврило Афанасьевич // Из тарантаса выпрыгнул, // К крестьянам подошел: // Как лекарь, руку каждому // Пощупал, в
лица глянул им, // Схватился за бока // И покатился со смеху… // «Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха!» // Здоровый смех помещичий //
По утреннему воздуху // Раскатываться стал…
«Оставь мне, Господи, // Болезнь мою почетную, //
По ней я дворянин!» // Не вашей подлой хворостью, // Не хрипотой, не грыжею — // Болезнью благородною, // Какая только водится // У первых
лиц в империи, // Я болен, мужичье!
Дворовый, что у барина // Стоял за стулом с веткою, // Вдруг всхлипнул! Слезы катятся //
По старому
лицу. // «Помолимся же Господу // За долголетье барина!» — // Сказал холуй чувствительный // И стал креститься дряхлою, // Дрожащею рукой. // Гвардейцы черноусые // Кисленько как-то глянули // На верного слугу; // Однако — делать нечего! — // Фуражки сняли, крестятся. // Перекрестились барыни. // Перекрестилась нянюшка, // Перекрестился Клим…