Неточные совпадения
— Добивай! — кричит Миколка и вскакивает, словно себя не
помня, с телеги. Несколько парней, тоже красных и пьяных, схватывают что попало — кнуты, палки, оглоблю — и бегут к издыхающей кобыленке. Миколка
становится сбоку и начинает бить ломом зря по спине. Кляча протягивает морду, тяжело вздыхает и умирает.
Эти шаги послышались очень далеко, еще в самом начале лестницы, но он очень хорошо и отчетливо
помнил, что с первого же звука, тогда же
стал подозревать почему-то, что это непременно сюда, в четвертый этаж, к старухе.
Он пришел к себе уже к вечеру,
стало быть, проходил всего часов шесть. Где и как шел обратно, ничего он этого не
помнил. Раздевшись и весь дрожа, как загнанная лошадь, он лег на диван, натянул на себя шинель и тотчас же забылся…
— Это вот та самая старуха, — продолжал Раскольников, тем же шепотом и не шевельнувшись от восклицания Заметова, — та самая, про которую,
помните, когда
стали в конторе рассказывать, а я в обморок-то упал. Что, теперь понимаете?
— Вр-р-решь! — нетерпеливо вскрикнул Разумихин, — почему ты знаешь? Ты не можешь отвечать за себя! Да и ничего ты в этом не понимаешь… Я тысячу раз точно так же с людьми расплевывался и опять назад прибегал…
Станет стыдно — и воротишься к человеку! Так
помни же, дом Починкова, третий этаж…
Она больная такая девочка была, — продолжал он, как бы опять вдруг задумываясь и потупившись, — совсем хворая; нищим любила подавать и о монастыре все мечтала, и раз залилась слезами, когда мне об этом
стала говорить; да, да…
помню… очень
помню.
— Ну, вот и увидишь!.. Смущает она меня, вот увидишь, увидишь! И так я испугалась: глядит она на меня, глядит, глаза такие, я едва на стуле усидела,
помнишь, как рекомендовать начал? И странно мне: Петр Петрович так об ней пишет, а он ее нам рекомендует, да еще тебе!
Стало быть, ему дорога!
Раскольников усмехнулся опять. Он разом понял, в чем дело и на что его хотят натолкнуть; он
помнил свою
статью. Он решился принять вызов.
Наша встреча сначала была холодна, неприятна, натянута, но ни Белинский, ни я — мы не были большие дипломаты; в продолжение ничтожного разговора я
помянул статью о «Бородинской годовщине».
— Эти-то, что из нашего брата, да еще из немцев — хуже, — заметил старик, — особливо, как господа дадут им волю, да сами не живут в вотчине; бяда! Того и смотри, начудят такого, что ввек
поминать станешь… не из тучки, сказывали нам старики наши, гром гремит: из навозной кучки!.. Скажи, брат, на милость, за что ж управляющий-то ваш зло возымел такое на землячка… Антоном звать, что ли?
— Совесть-то есть, аль на базаре потерял? — продолжала Фленушка. — Там по нем тоскуют, плачут, убиваются, целы ночи глаз не смыкают, а он еще спрашивает… Ну, парень, была бы моя воля, так бы я тебя отделала, что до гроба жизни своей
поминать стал, — прибавила она, изо всей силы колотя кулаком по Алексееву плечу.
Неточные совпадения
— Он похудел и вырос и перестал быть ребенком, а
стал мальчишкой; я это люблю,—сказал Степан Аркадьич.—Да ты
помнишь меня?
— Да, вот растем, — сказала она ему, указывая главами на Кити, — и стареем. Tiny bear [Медвежонок] уже
стал большой! — продолжала Француженка смеясь и напомнила ему его шутку о трех барышнях, которых он называл тремя медведями из английской сказки. —
Помните, вы бывало так говорили?
Детскость выражения ее лица в соединении с тонкой красотою
стана составляли ее особенную прелесть, которую он хорошо
помнил: но, что всегда, как неожиданность, поражало в ней, это было выражение ее глаз, кротких, спокойных и правдивых, и в особенности ее улыбка, всегда переносившая Левина в волшебный мир, где он чувствовал себя умиленным и смягченным, каким он мог запомнить себя в редкие дни своего раннего детства.
― Он копошится и приговаривает по-французски скоро-скоро и, знаешь, грассирует: «Il faut le battre le fer, le broyer, le pétrir…» [«Надо ковать железо, толочь его,
мять…»] И я от страха захотела проснуться, проснулась… но я проснулась во сне. И
стала спрашивать себя, что это значит. И Корней мне говорит: «родами, родами умрете, родами, матушка»… И я проснулась…
— Долли, постой, душенька. Я видела Стиву, когда он был влюблен в тебя. Я
помню это время, когда он приезжал ко мне и плакал, говоря о тебе, и какая поэзия и высота была ты для него, и я знаю, что чем больше он с тобой жил, тем выше ты для него
становилась. Ведь мы смеялись бывало над ним, что он к каждому слову прибавлял: «Долли удивительная женщина». Ты для него божество всегда была и осталась, а это увлечение не души его…