Неточные совпадения
Оттого-то в пьющей компании они и стараются всегда
как будто выхлопотать себе оправдание, а если
можно, то даже и уважение.
Тут лохмотья его не обращали на себя ничьего высокомерного внимания, и
можно было ходить в
каком угодно виде, никого не скандализируя.
— Славная она, — говорил он, — у ней всегда
можно денег достать. Богата,
как жид, может сразу пять тысяч выдать, а и рублевым закладом не брезгает. Наших много у ней перебывало. Только стерва ужасная…
Возвратясь с Сенной, он бросился на диван и целый час просидел без движения. Между тем стемнело; свечи у него не было, да и в голову не приходило ему зажигать. Он никогда не мог припомнить: думал ли он о чем-нибудь в то время? Наконец он почувствовал давешнюю лихорадку, озноб, и с наслаждением догадался, что на диване
можно и лечь… Скоро крепкий, свинцовый сон налег на него,
как будто придавил.
Купол собора, который ни с
какой точки не обрисовывается лучше,
как смотря на него отсюда, с моста, не доходя шагов двадцать до часовни, так и сиял, и сквозь чистый воздух
можно было отчетливо разглядеть даже каждое его украшение.
«Но за что же, за что же… и
как это
можно!» — повторял он, серьезно думая, что он совсем помешался.
— Катай скорей и чаю, Настасья, потому насчет чаю, кажется,
можно и без факультета. Но вот и пивцо! — он пересел на свой стул, придвинул к себе суп, говядину и стал есть с таким аппетитом,
как будто три дня не ел.
Но кстати о глупости:
как ты думаешь, ведь Прасковья Павловна совсем, брат, не так глупа,
как с первого взгляда
можно предположить, а?
— Да, мошенник какой-то! Он и векселя тоже скупает. Промышленник. Да черт с ним! Я ведь на что злюсь-то, понимаешь ты это? На рутину их дряхлую, пошлейшую, закорузлую злюсь… А тут, в одном этом деле, целый новый путь открыть
можно. По одним психологическим только данным
можно показать,
как на истинный след попадать должно. «У нас есть, дескать, факты!» Да ведь факты не всё; по крайней мере половина дела в том,
как с фактами обращаться умеешь!
«Где это, — подумал Раскольников, идя далее, — где это я читал,
как один приговоренный к смерти, за час до смерти, говорит или думает, что если бы пришлось ему жить где-нибудь на высоте, на скале, и на такой узенькой площадке, чтобы только две ноги
можно было поставить, — а кругом будут пропасти, океан, вечный мрак, вечное уединение и вечная буря, — и оставаться так, стоя на аршине пространства, всю жизнь, тысячу лет, вечность, — то лучше так жить, чем сейчас умирать!
Да он и сам не знал; ему,
как хватавшемуся за соломинку, вдруг показалось, что и ему «
можно жить, что есть еще жизнь, что не умерла его жизнь вместе с старой старухой».
На тревожный же и робкий вопрос Пульхерии Александровны, насчет «будто бы некоторых подозрений в помешательстве», он отвечал с спокойною и откровенною усмешкой, что слова его слишком преувеличены; что, конечно, в больном заметна какая-то неподвижная мысль, что-то обличающее мономанию, — так
как он, Зосимов, особенно следит теперь за этим чрезвычайно интересным отделом медицины, — но ведь надо же вспомнить, что почти вплоть до сегодня больной был в бреду, и… и, конечно, приезд родных его укрепит, рассеет и подействует спасительно, — «если только
можно будет избегнуть новых особенных потрясений», прибавил он значительно.
— Так вот, Дмитрий Прокофьич, я бы очень, очень хотела узнать…
как вообще… он глядит теперь на предметы, то есть, поймите меня,
как бы это вам сказать, то есть лучше сказать: что он любит и что не любит? Всегда ли он такой раздражительный?
Какие у него желания и, так сказать, мечты, если
можно? Что именно теперь имеет на него особенное влияние? Одним словом, я бы желала…
— Ах, маменька,
как же
можно на это все так вдруг отвечать! — заметила Дуня.
Теперь,
как уж все прошло и кончилось и все мы опять счастливы, —
можно рассказать.
Ну,
как ты думаешь:
можно ли таким выражением от Лужина так же точно обидеться,
как если бы вот он написал (он указал на Разумихина), али Зосимов, али из нас кто-нибудь?
Соня проговорила это точно в отчаянии, волнуясь и страдая и ломая руки. Бледные щеки ее опять вспыхнули, в глазах выразилась мука. Видно было, что в ней ужасно много затронули, что ей ужасно хотелось что-то выразить, сказать, заступиться. Какое-то ненасытимое сострадание, если
можно так выразиться, изобразилось вдруг во всех чертах лица ее.
Разве так
можно говорить,
как она?
Разве в здравом рассудке так
можно рассуждать,
как она?
— Видя таковое ее положение, с несчастными малолетными, желал бы, —
как я и сказал уже, — чем-нибудь, по мере сил, быть полезным, то есть, что называется, по мере сил-с, не более.
Можно бы, например, устроить в ее пользу подписку или, так сказать, лотерею… или что-нибудь в этом роде, —
как это и всегда в подобных случаях устраивается близкими или хотя бы и посторонними, но вообще желающими помочь людьми. Вот об этом-то я имел намерение вам сообщить. Оно бы можно-с.
Соня поспешила тотчас же передать ей извинение Петра Петровича, стараясь говорить вслух, чтобы все могли слышать, и употребляя самые отборно почтительные выражения, нарочно даже подсочиненные от лица Петра Петровича и разукрашенные ею. Она прибавила, что Петр Петрович велел особенно передать, что он,
как только ему будет возможно, немедленно прибудет, чтобы поговорить о делах наедине и условиться о том, что
можно сделать и предпринять в дальнейшем, и проч. и проч.
— Вот вы, наверно, думаете,
как и все, что я с ним слишком строга была, — продолжала она, обращаясь к Раскольникову. — А ведь это не так! Он меня уважал, он меня очень, очень уважал! Доброй души был человек! И так его жалко становилось иной раз! Сидит, бывало, смотрит на меня из угла, так жалко станет его, хотелось бы приласкать, а потом и думаешь про себя: «приласкаешь, а он опять напьется», только строгостию сколько-нибудь и удержать
можно было.
Это
можно даже предположить…
как ее не взяли — не понимаю!
Пусть видят все, весь Петербург,
как милостыни просят дети благородного отца, который всю жизнь служил верою и правдой и,
можно сказать, умер на службе.
Можно бы даже: «Malborough s’en va-t-en guerre», так
как это совершенно детская песенка и употребляется во всех аристократических домах, когда убаюкивают детей.
Ваше превосходительство! — вдруг завопила она раздирающим воплем и залившись слезами, — защитите сирот! Зная хлеб-соль покойного Семена Захарыча!..
Можно даже сказать аристократического!.. Г’а! — вздрогнула она, вдруг опамятовавшись и с каким-то ужасом всех осматривая, но тотчас узнала Соню. — Соня, Соня! — проговорила она кротко и ласково,
как бы удивившись, что видит ее перед собой, — Соня, милая, и ты здесь?
— Я, — продолжал Свидригайлов, колыхаясь от смеха, — и могу вас честью уверить, милейший Родион Романович, что удивительно вы меня заинтересовали. Ведь я сказал, что мы сойдемся, предсказал вам это, — ну, вот и сошлись. И увидите,
какой я складной человек. Увидите, что со мной еще
можно жить…
Особенно тревожил его Свидригайлов:
можно даже было сказать, что он
как будто остановился на Свидригайлове.
В последнюю встречу Свидригайлов объяснил Раскольникову, что с детьми Катерины Ивановны он как-то покончил, и покончил удачно; что у него, благодаря кой-каким связям, отыскались такие лица, с помощью которых
можно было поместить всех троих сирот, немедленно, в весьма приличные для них заведения; что отложенные для них деньги тоже многому помогли, так
как сирот с капиталом поместить гораздо легче, чем сирот нищих.
Мелькала постоянно во все эти дни у Раскольникова еще одна мысль и страшно его беспокоила, хотя он даже старался прогонять ее от себя, так она была тяжела для него! Он думал иногда: Свидригайлов все вертелся около него, да и теперь вертится; Свидригайлов узнал его тайну; Свидригайлов имел замыслы против Дуни. А если и теперь имеет? Почти наверное
можно сказать, что да.А если теперь, узнав его тайну и таким образом получив над ним власть, он захочет употребить ее
как оружие против Дуни?
— Э-эх! Посидите, останьтесь, — упрашивал Свидригайлов, — да велите себе принести хоть чаю. Ну посидите, ну, я не буду болтать вздору, о себе то есть. Я вам что-нибудь расскажу. Ну, хотите, я вам расскажу,
как меня женщина, говоря вашим слогом, «спасала»? Это будет даже ответом на ваш первый вопрос, потому что особа эта — ваша сестра.
Можно рассказывать? Да и время убьем.
—
Каким образом вы можете его спасти? Разве его
можно спасти?
Стены имели вид
как бы сколоченных из досок с обшарканными обоями, до того уже пыльными и изодранными, что цвет их (желтый) угадать еще
можно было, но рисунка уже нельзя было распознать никакого.
Теперь же с деревьев и кустов летели в окно брызги, было темно,
как в погребе, так что едва-едва
можно было различить только какие-то темные пятна, обозначавшие предметы.
Приговор, однако ж, оказался милостивее, чем
можно было ожидать, судя по совершенному преступлению, и, может быть, именно потому, что преступник не только не хотел оправдываться, но даже
как бы изъявлял желание сам еще более обвинить себя.