Неточные совпадения
И он стал рассказывать, какая она злая, капризная, что
стоит только одним
днем просрочить заклад, и пропала вещь.
Прибавим только, что фактические, чисто материальные затруднения
дела вообще играли в уме его самую второстепенную роль. «
Стоит только сохранить над ними всю волю и весь рассудок, и они, в свое время, все будут побеждены, когда придется познакомиться до малейшей тонкости со всеми подробностями
дела…» Но
дело не начиналось.
И, наконец, когда уже гость стал подниматься в четвертый этаж, тут только он весь вдруг встрепенулся и успел-таки быстро и ловко проскользнуть назад из сеней в квартиру и притворить за собой дверь. Затем схватил запор и тихо, неслышно, насадил его на петлю. Инстинкт помогал. Кончив все, он притаился не дыша, прямо сейчас у двери. Незваный гость был уже тоже у дверей. Они
стояли теперь друг против друга, как давеча он со старухой, когда дверь
разделяла их, а он прислушивался.
На улице опять жара
стояла невыносимая; хоть бы капля дождя во все эти
дни. Опять пыль, кирпич и известка, опять вонь из лавочек и распивочных, опять поминутно пьяные, чухонцы-разносчики и полуразвалившиеся извозчики. Солнце ярко блеснуло ему в глаза, так что больно стало глядеть, и голова его совсем закружилась, — обыкновенное ощущение лихорадочного, выходящего вдруг на улицу в яркий солнечный
день.
Все кухни всех квартир во всех четырех этажах отворялись на эту лестницу и
стояли так почти целый
день.
Произошло это утром, в десять часов. В этот час утра, в ясные
дни, солнце всегда длинною полосой проходило по его правой стене и освещало угол подле двери. У постели его
стояла Настасья и еще один человек, очень любопытно его разглядывавший и совершенно ему незнакомый. Это был молодой парень в кафтане, с бородкой, и с виду походил на артельщика. Из полуотворенной двери выглядывала хозяйка. Раскольников приподнялся.
— Да прозябал всю жизнь уездным почтмейстером… пенсионишко получает, шестьдесят пять лет, не
стоит и говорить… Я его, впрочем, люблю. Порфирий Петрович придет: здешний пристав следственных
дел… правовед. Да, ведь ты знаешь…
— Это мы хорошо сделали, что теперь ушли, — заторопилась, перебивая, Пульхерия Александровна, — он куда-то по
делу спешил; пусть пройдется, воздухом хоть подышит… ужас у него душно… а где тут воздухом-то дышать? Здесь и на улицах, как в комнатах без форточек. Господи, что за город!..
Постой, посторонись, задавят, несут что-то! Ведь это фортепиано пронесли, право… как толкаются… Этой девицы я тоже очень боюсь…
— Да уж три раза приходила. Впервой я ее увидал в самый
день похорон, час спустя после кладбища. Это было накануне моего отъезда сюда. Второй раз третьего
дня, в дороге, на рассвете, на станции Малой Вишере; а в третий раз, два часа тому назад, на квартире, где я
стою, в комнате; я был один.
Между тем он
стоял в приемной, а мимо него ходили и проходили люди, которым, по-видимому, никакого до него не было
дела.
И вдруг Раскольникову ясно припомнилась вся сцена третьего
дня под воротами; он сообразил, что, кроме дворников, там
стояло тогда еще несколько человек,
стояли и женщины. Он припомнил один голос, предлагавший вести его прямо в квартал. Лицо говорившего не мог он вспомнить и даже теперь не признавал, но ему памятно было, что он даже что-то ответил ему тогда, обернулся к нему…
Не явилась тоже и одна тонная дама с своею «перезрелою
девой», дочерью, которые хотя и проживали всего только недели с две в нумерах у Амалии Ивановны, но несколько уже раз жаловались на шум и крик, подымавшийся из комнаты Мармеладовых, особенно когда покойник возвращался пьяный домой, о чем, конечно, стало уже известно Катерине Ивановне, через Амалию же Ивановну, когда та, бранясь с Катериной Ивановной и грозясь прогнать всю семью, кричала во все горло, что они беспокоят «благородных жильцов, которых ноги не
стоят».
Третьего
дня я еще и не знал, что он здесь
стоит в нумерах, у вас, Андрей Семенович, и что, стало быть, в тот же самый
день, как мы поссорились, то есть третьего же
дня, он был свидетелем того, как я передал, в качестве приятеля покойного господина Мармеладова, супруге его Катерине Ивановне несколько денег на похороны.
Он вдруг посторонился, чтобы пропустить входившего на лестницу священника и дьячка. Они шли служить панихиду. По распоряжению Свидригайлова панихиды служились два раза в
день, аккуратно. Свидригайлов пошел своею дорогой. Раскольников
постоял, подумал и вошел вслед за священником в квартиру Сони.
— Ну, тогда было
дело другое. У всякого свои шаги. А насчет чуда скажу вам, что вы, кажется, эти последние два-три
дня проспали. Я вам сам назначил этот трактир и никакого тут чуда не было, что вы прямо пришли; сам растолковал всю дорогу, рассказал место, где он
стоит, и часы, в которые можно меня здесь застать. Помните?
Сибирь. На берегу широкой, пустынной реки
стоит город, один из административных центров России; в городе крепость, в крепости острог. В остроге уже девять месяцев заключен ссыльнокаторжный второго разряда, Родион Раскольников. Со
дня преступления его прошло почти полтора года.
«Чем, чем, — думал он, — моя мысль была глупее других мыслей и теорий, роящихся и сталкивающихся одна с другой на свете, с тех пор как этот свет
стоит?
Стоит только посмотреть на
дело совершенно независимым, широким и избавленным от обыденных влияний взглядом, и тогда, конечно, моя мысль окажется вовсе не так… странною. О отрицатели и мудрецы в пятачок серебра, зачем вы останавливаетесь на полдороге!
Шла уже вторая неделя после святой;
стояли теплые, ясные, весенние
дни; в арестантской палате отворили окна (решетчатые, под которыми ходил часовой).