Да и вообще Петр Петрович принадлежал к разряду людей, по-видимому, чрезвычайно любезных
в обществе и особенно претендующих на любезность, но которые, чуть что не по них, тотчас же и теряют все свои средства и становятся похожими скорее на мешки с мукой, чем на развязных и оживляющих общество кавалеров.
Неточные совпадения
Раскольников не привык к толпе и, как уже сказано, бежал всякого
общества, особенно
в последнее время. Но теперь его вдруг что-то потянуло к людям. Что-то совершалось
в нем как бы новое, и вместе с тем ощутилась какая-то жажда людей. Он так устал от целого месяца этой сосредоточенной тоски своей и мрачного возбуждения, что хотя одну минуту хотелось ему вздохнуть
в другом мире, хотя бы
в каком бы то ни было, и, несмотря на всю грязь обстановки, он с удовольствием оставался теперь
в распивочной.
— Нынче много этих мошенничеств развелось, — сказал Заметов. — Вот недавно еще я читал
в «Московских ведомостях», что
в Москве целую шайку фальшивых монетчиков изловили. Целое
общество было. Подделывали билеты.
Отсюда прямо, что если
общество устроить нормально, то разом и все преступления исчезнут, так как не для чего будет протестовать, и все
в один миг станут праведными.
У них не человечество, развившись историческим, живым путем до конца, само собою обратится, наконец,
в нормальное
общество, а, напротив, социальная система, выйдя из какой-нибудь математической головы, тотчас же и устроит все человечество и
в один миг сделает его праведным и безгрешным, раньше всякого живого процесса, без всякого исторического и живого пути!
— Да и так же, — усмехнулся Раскольников, — не я
в этом виноват. Так есть и будет всегда. Вот он (он кивнул на Разумихина) говорил сейчас, что я кровь разрешаю. Так что же?
Общество ведь слишком обеспечено ссылками, тюрьмами, судебными следователями, каторгами, — чего же беспокоиться? И ищите вора!..
Да и вообще у нас
в русском
обществе, самые лучшие манеры у тех, которые биты бывали, — заметили вы это?
Как нарочно, незадолго перед тем, после долгих соображений и ожиданий, он решил наконец окончательно переменить карьеру и вступить
в более обширный круг деятельности, а с тем вместе мало-помалу перейти и
в более высшее
общество, о котором он давно уже с сладострастием подумывал…
Конечно, я рассудил потом, что такого вопроса,
в сущности, быть не должно, потому что драки и быть не должно, и что случаи драки
в будущем
обществе немыслимы… и что странно, конечно, искать равенства
в драке.
В нынешнем
обществе оно, конечно, не совсем нормально, потому что вынужденное, а
в будущем совершенно нормально, потому что свободное.
Разумеется,
в будущем
обществе фондов не надо будет; но ее роль будет обозначена
в другом значении, обусловлена стройно и рационально.
Что же касается до Софьи Семеновны лично, то
в настоящее время я смотрю на ее действия как на энергический и олицетворенный протест против устройства
общества и глубоко уважаю ее за это; даже радуюсь, на нее глядя!
Теперь я толкую ей вопрос свободного входа
в комнаты
в будущем
обществе.
Амалия Ивановна, тоже предчувствовавшая что-то недоброе, а вместе с тем оскорбленная до глубины души высокомерием Катерины Ивановны, чтобы отвлечь неприятное настроение
общества в другую сторону и кстати уж чтоб поднять себя
в общем мнении, начала вдруг, ни с того ни с сего, рассказывать, что какой-то знакомый ее, «Карль из аптеки», ездил ночью на извозчике и что «извозчик хотель его убиваль и что Карль его ошень, ошень просиль, чтоб он его не убиваль, и плакаль, и руки сложиль, и испугаль, и от страх ему сердце пронзиль».
У нас
в образованном
обществе особенно священных преданий ведь нет, Авдотья Романовна: разве кто как-нибудь себе по книгам составит… али из летописей что-нибудь выведет.
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по почте не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти дела не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши не слыхали. Вот как
в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и начните.
Но прошла неделя, другая, третья, и
в обществе не было заметно никакого впечатления; друзья его, специалисты и ученые, иногда, очевидно из учтивости, заговаривали о ней. Остальные же его знакомые, не интересуясь книгой ученого содержания, вовсе не говорили с ним о ней. И в обществе, в особенности теперь занятом другим, было совершенное равнодушие. В литературе тоже в продолжение месяца не было ни слова о книге.
— Вы ошибаетесь опять: я вовсе не гастроном: у меня прескверный желудок. Но музыка после обеда усыпляет, а спать после обеда здорово: следовательно, я люблю музыку в медицинском отношении. Вечером же она, напротив, слишком раздражает мои нервы: мне делается или слишком грустно, или слишком весело. То и другое утомительно, когда нет положительной причины грустить или радоваться, и притом грусть
в обществе смешна, а слишком большая веселость неприлична…
Тогда — не правда ли? — в пустыне, // Вдали от суетной молвы, // Я вам не нравилась… Что ж ныне // Меня преследуете вы? // Зачем у вас я на примете? // Не потому ль, что в высшем свете // Теперь являться я должна; // Что я богата и знатна, // Что муж в сраженьях изувечен, // Что нас за то ласкает двор? // Не потому ль, что мой позор // Теперь бы всеми был замечен // И мог бы
в обществе принесть // Вам соблазнительную честь?
Неточные совпадения
Хлестаков. Скажите, пожалуйста, нет ли у вас каких-нибудь развлечений,
обществ, где бы можно было, например, поиграть
в карты?
Анна Андреевна. Тебе все такое грубое нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые будут не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут с самым тонким обращением: графы и все светские… Только я, право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого
в хорошем
обществе никогда не услышишь.
Страстный по природе, он с увлечением предавался дамскому
обществу и
в этой страсти нашел себе преждевременную гибель.
[Фаланстер (франц.) — дом-дворец,
в котором, по идее французского социалиста-утописта Фурье (1772–1837), живет «фаланга», то есть ячейка коммунистического
общества будущего.]
И хотя очевидно, что материализм столь грубый не мог продолжительное время питать
общество, но
в качестве новинки он нравился и даже опьянял.