— «Которые крестьяне сидят с огнем: Иван Прохоров, Савва Микифоров, Петр Петров. Солдатка Шустрова, вдова, живет в развратном беззаконии с Семеном Кисловым. Игнат Сверчок занимается волшебством, и жена его Мавра
есть ведьма, по ночам ходит доить чужих коров».
— Я выдал бы ее, — сказал брат, — если бы она
была ведьма и не была бы такой красивой…Отпущение вещь хорошая…Впрочем, мы не будем в убытке, если подождем смерти Марии и выдадим ее тем воронам мертвую… Пусть сожгут мертвую…Мертвым не больно. Она умрет, когда мы будем стары, а в старости-то нам и понадобится отпущение…
Неточные совпадения
Ее тревожит сновиденье. // Не зная, как его понять, // Мечтанья страшного значенье // Татьяна хочет отыскать. // Татьяна в оглавленье кратком // Находит азбучным порядком // Слова: бор, буря,
ведьма,
ель, // Еж, мрак, мосток, медведь, метель // И прочая. Ее сомнений // Мартын Задека не решит; // Но сон зловещий ей сулит // Печальных много приключений. // Дней несколько она потом // Всё беспокоилась о том.
Затем Самгин почувствовал, что никогда еще не
был он таким хорошим, умным и почти до слез несчастным, как в этот странный час, в рядах людей, до немоты очарованных старой, милой
ведьмой, явившейся из древних сказок в действительность, хвастливо построенную наскоро и напоказ.
Но мать, не слушая отца, — как она часто делала, — кратко и сухо сказала Климу, что Дронов все это выдумал: тетки-ведьмы не
было у него; отец помер, его засыпало землей, когда он рыл колодезь, мать работала на фабрике спичек и умерла, когда Дронову
было четыре года, после ее смерти бабушка нанялась нянькой к брату Мите; вот и все.
Минутами Климу казалось, что он один в зале, больше никого нет, может
быть, и этой доброй
ведьмы нет, а сквозь шумок за пределами зала, из прожитых веков, поистине чудесно долетает до него оживший голос героической древности.
В Обломовке верили всему: и оборотням и мертвецам. Расскажут ли им, что копна сена разгуливала по полю, — они не задумаются и поверят; пропустит ли кто-нибудь слух, что вот это не баран, а что-то другое, или что такая-то Марфа или Степанида —
ведьма, они
будут бояться и барана и Марфы: им и в голову не придет спросить, отчего баран стал не бараном, а Марфа сделалась
ведьмой, да еще накинутся и на того, кто бы вздумал усомниться в этом, — так сильна вера в чудесное в Обломовке!