Неточные совпадения
— Слава
богу, это только сон! — сказал
он, садясь под деревом и глубоко переводя дыхание. — Но что это? Уж не горячка ли во мне начинается: такой безобразный сон!
Настасья, стало быть, ничего издали не могла приметить, слава
богу!» Тогда с трепетом распечатал
он повестку и стал читать; долго читал
он и наконец-то понял.
Оно правда, с уговором: этот износишь, на будущий год другой даром дают, ей-богу!
— Ради
бога, успокойтесь, не пугайтесь! — говорил
он скороговоркой, —
он переходил улицу,
его раздавила коляска, не беспокойтесь,
он очнется, я велел сюда нести… я у вас был, помните…
Он очнется, я заплачу!
— Ах,
бог мой! — всплеснула она руками, — ваш муж пьян лошадь изтопталь. В больниц
его! Я хозяйка!
— Не понимаете вы меня! — раздражительно крикнула Катерина Ивановна, махнув рукой. — Да и за что вознаграждать-то? Ведь
он сам, пьяный, под лошадей полез! Каких доходов? От
него не доходы, а только мука была. Ведь
он, пьяница, все пропивал. Нас обкрадывал да в кабак носил, ихнюю да мою жизнь в кабаке извел! И слава
богу, что помирает! Убытку меньше!
Им теперь не до меня, да и мне надо освежиться, потому, брат, ты кстати пришел; еще две минуты, и я бы там подрался, ей-богу!
Мастер ты, ей-богу, так
их и надо.
— Успокойтесь, маменька, — отвечала Дуня, снимая с себя шляпку и мантильку, — нам сам
бог послал этого господина, хоть
он и прямо с какой-то попойки. На
него можно положиться, уверяю вас. И все, что
он уже сделал для брата…
— Не войду, некогда! — заторопился
он, когда отворили дверь, — спит во всю ивановскую, отлично, спокойно, и дай
бог, чтобы часов десять проспал. У
него Настасья; велел не выходить до меня. Теперь притащу Зосимова,
он вам отрапортует, а затем и вы на боковую; изморились, я вижу, донельзя.
—
Бог меня прости, а я таки порадовалась тогда ее смерти, хоть и не знаю, кто из
них один другого погубил бы:
он ли ее, или она
его? — заключила Пульхерия Александровна; затем осторожно, с задержками и беспрерывными взглядываниями на Дуню, что было той, очевидно, неприятно, принялась опять расспрашивать о вчерашней сцене между Родей и Лужиным.
— Слава
богу! А я думала, с
ним что-нибудь вчерашнее начинается, — сказала, перекрестившись, Пульхерия Александровна.
— Ей-богу, не знаю, чего
он на меня взбесился. Я сказал
ему только дорогой, что
он на Ромео похож, и… и доказал, и больше ничего, кажется, не было.
— Ведь я особенно-то ничем почти не интересуюсь, ей-богу, — продолжал
он как-то вдумчиво.
— Ах нет, Петр Петрович, мы были очень обескуражены, — с особой интонацией поспешила заявить Пульхерия Александровна, — и если б сам
бог, кажется, не послал нам вчера Дмитрия Прокофьича, то мы просто бы так и пропали. Вот
они, Дмитрий Прокофьич Разумихин, — прибавила она, рекомендуя
его Лужину.
— Я тут, конечно, ничего не знаю, — отозвалась Пульхерия Александровна, — может,
оно и хорошо, да опять ведь и
бог знает. Ново как-то, неизвестно. Конечно, нам остаться здесь необходимо, хоть на некоторое время…
— Ох, нет!..
Бог этого не попустит! — вырвалось, наконец, из стесненной груди у Сони. Она слушала, с мольбой смотря на
него и складывая в немой просьбе руки, точно от
него все и зависело.
— Так ты очень молишься богу-то Соня? — спросил
он ее.
— Что ж бы я без бога-то была? — быстро, энергически прошептала она, мельком вскинув на
него вдруг засверкавшими глазами, и крепко стиснула рукой
его руку.
— А тебе
бог что за это делает? — спросил
он, выпытывая дальше.
«И многие из иудеев пришли к Марфе и Марии утешать
их в печали о брате
их. Марфа, услыша, что идет Иисус, пошла навстречу
ему; Мария же сидела дома. Тогда Марфа сказала Иисусу: господи! если бы ты был здесь, не умер бы брат мой. Но и теперь знаю, что чего ты попросишь у
бога, даст тебе
бог».
Да оставь я иного-то господина совсем одного: не бери я
его и не беспокой, но чтоб знал
он каждый час и каждую минуту, или по крайней мере подозревал, что я все знаю, всю подноготную, и денно и нощно слежу за
ним, неусыпно
его сторожу, и будь
он у меня сознательно под вечным подозрением и страхом, так ведь, ей-богу, закружится, право-с, сам придет, да, пожалуй, еще и наделает чего-нибудь, что уже на дважды два походить будет, так сказать, математический вид будет иметь, —
оно и приятно-с.
— Нет, вы, я вижу, не верите-с, думаете все, что я вам шуточки невинные подвожу, — подхватил Порфирий, все более и более веселея и беспрерывно хихикая от удовольствия и опять начиная кружить по комнате, —
оно, конечно, вы правы-с; у меня и фигура уж так самим
богом устроена, что только комические мысли в других возбуждает; буффон-с; [Буффон — шут (фр. bouffon).] но я вам вот что скажу и опять повторю-с, что вы, батюшка, Родион Романович, уж извините меня, старика, человек еще молодой-с, так сказать, первой молодости, а потому выше всего ум человеческий цените, по примеру всей молодежи.
—
Бог простит, — ответил Раскольников, и как только произнес это, мещанин поклонился
ему, но уже не земно, а в пояс, медленно повернулся и вышел из комнаты. «Все о двух концах, теперь все о двух концах», — твердил Раскольников и более чем когда-нибудь бодро вышел из комнаты.
— Я не знаю-с. Это только она сегодня-с так… это раз в жизни… ей уж очень хотелось помянуть, честь оказать, память… а она очень умная-с. А впрочем, как вам угодно-с, и я очень, очень, очень буду…
они все будут вам… и вас бог-с… и сироты-с…
— Покойник муж действительно имел эту слабость, и это всем известно, — так и вцепилась вдруг в
него Катерина Ивановна, — но это был человек добрый и благородный, любивший и уважавший семью свою; одно худо, что по доброте своей слишком доверялся всяким развратным людям и уж
бог знает с кем
он не пил, с теми, которые даже подошвы
его не стоили! Вообразите, Родион Романович, в кармане у
него пряничного петушка нашли: мертво-пьяный идет, а про детей помнит.
Ну, да
бог с
ним, что
его сюда мешать!
Я вас почитаю за одного из таких, которым хоть кишки вырезай, а
он будет стоять да с улыбкой смотреть на мучителей, — если только веру иль
бога найдет.
Во всяком случае, Свидригайлова надо увидать как можно скорее, решил
он про себя окончательно. Слава
богу, тут не так нужны подробности, сколько сущность дела; но если, если только способен
он, если Свидригайлов что-нибудь интригует против Дуни, — то…
— Ну, ей-богу же, нет! — хохоча, отвечал Свидригайлов, — а впрочем, не спорю, пусть и фанфарон; но ведь почему же и не пофанфаронить, когда
оно безобидно.
— Нечего и говорить, что вы храбрая девушка. Ей-богу, я думал, что вы попросите господина Разумихина сопровождать вас сюда. Но
его ни с вами, ни кругом вас не было, я таки смотрел: это отважно, хотели, значит, пощадить Родиона Романыча. Впрочем, в вас все божественно… Что же касается до вашего брата, то что я вам скажу? Вы сейчас
его видели сами. Каков?
Но сердобольная мамаша тотчас же, полушепотом и скороговоркой, разрешила некоторые важнейшие недоумения, а именно, что Аркадий Иванович человек большой, человек с делами и со связями, богач, —
бог знает что там у
него в голове, вздумал и поехал, вздумал и деньги отдал, а стало быть, и дивиться нечего.
Всю эту ночь провел
он один,
бог знает где.
— Ты безбожник! Ты в
бога не веруешь! — кричали
ему. — Убить тебя надо.
Он никогда не говорил с
ними о
боге и о вере, но
они хотели убить
его как безбожника;
он молчал и не возражал
им. Один каторжный бросился было на
него в решительном исступлении; Раскольников ожидал
его спокойно и молча: бровь
его не шевельнулась, ни одна черта
его лица не дрогнула. Конвойный успел вовремя стать между
ним и убийцей — не то пролилась бы кровь.