Цитаты со словом «сев»
Хозяин, кажется, нарочно сошел из верхней комнаты, чтобы послушать «забавника», и
сел поодаль, лениво, но важно позевывая.
Он поспешно огляделся, он искал чего-то. Ему хотелось
сесть, и он искал скамейку; проходил же он тогда по К—му бульвару. Скамейка виднелась впереди, шагах во ста. Он пошел сколько мог поскорее; но на пути случилось с ним одно маленькое приключение, которое на несколько минут привлекло к себе все его внимание.
Раскольников не
сел и уйти не хотел, а стоял перед нею в недоумении.
«
Садись, все садись! — кричит один, еще молодой, с толстою такою шеей и с мясистым, красным, как морковь, лицом, — всех довезу, садись!» Но тотчас же раздается смех и восклицанья...
—
Садись, всех довезу! — опять кричит Миколка, прыгая первый в телегу, берет вожжи и становится на передке во весь рост. — Гнедой даве с Матвеем ушел, — кричит он с телеги, — а кобыленка этта, братцы, только сердце мое надрывает: так бы, кажись, ее и убил, даром хлеб ест. Говорю, садись! Вскачь пущу! Вскачь пойдет! — И он берет в руки кнут, с наслаждением готовясь сечь савраску.
— Да
садись, чего! — хохочут в толпе. — Слышь, вскачь пойдет!
—
Садись! Все садись! — кричит Миколка, — всех повезет. Засеку! — И хлещет, хлещет, и уже не знает, чем и бить от остервенения.
— Не трошь! Мое добро! Что хочу, то и делаю.
Садись еще! Все садись! Хочу, чтобы беспременно вскачь пошла!..
— Слава богу, это только сон! — сказал он,
садясь под деревом и глубоко переводя дыхание. — Но что это? Уж не горячка ли во мне начинается: такой безобразный сон!
Он спросил чаю,
сел и крепко задумался.
— Чего дрыхнешь! — вскричала она, с отвращением смотря на него. Он приподнялся и
сел, но ничего не сказал ей и глядел в землю.
Третий уже час!» Он
сел на диване, — и тут все припомнил!
Правда, он и не рассчитывал на вещи; он думал, что будут одни только деньги, а потому и не приготовил заранее места, — «но теперь-то, теперь чему я рад? — думал он. — Разве так прячут? Подлинно разум меня оставляет!» В изнеможении
сел он на диван, и тотчас же нестерпимый озноб снова затряс его. Машинально потащил он лежавшее подле, на стуле, бывшее его студенческое зимнее пальто, теплое, но уже почти в лохмотьях, накрылся им, и сон и бред опять разом охватили его. Он забылся.
Да! лучше выбросить! — повторял он, опять
садясь на диван, — и сейчас, сию минуту, не медля!..» Но вместо того голова его опять склонилась на подушку; опять оледенил его нестерпимый озноб; опять он потащил на себя шинель.
Он вскочил и
сел на диване. Сердце стучало так, что даже больно стало.
— Луиза Ивановна, вы бы
сели, — сказал он мельком разодетой багрово-красной даме, которая все стояла, как будто не смея сама сесть, хотя стул был рядом.
Вдруг, с некоторым шумом, весьма молодцевато и как-то особенно повертывая с каждым шагом плечами, вошел офицер, бросил фуражку с кокардой на стол и
сел в кресла.
Пышная дама так и подпрыгнула с места, его завидя, и с каким-то особенным восторгом принялась приседать; но офицер не обратил на нее ни малейшего внимания, а она уже не смела больше при нем
садиться.
— Неужели уж так плохо? Да ты, брат, нашего брата перещеголял, — прибавил он, глядя на лохмотья Раскольникова. — Да
садись же, устал небось! — и когда тот повалился на клеенчатый турецкий диван, который был еще хуже его собственного, Разумихин разглядел вдруг, что гость его болен.
В ужасе приподнялся он и
сел на своей постели, каждое мгновение замирая и мучаясь.
— Извольте
садиться на этот стул, — сам Разумихин сел на другой, с другой стороны столика.
— Наливай. Постой, я тебе сам налью;
садись за стол.
Зачем приводил его Разумихин?.. — бормотал он в бессилии,
садясь опять на диван.
Когда же Зосимов, указав на него, проговорил: «вот Раскольников», он, вдруг быстро приподнявшись, точно привскочив,
сел на постели и почти вызывающим, но прерывистым и слабым голосом произнес...
— Послушайте, что ж вам все стоять у дверей-то? — перебил вдруг Разумихин, — коли имеете что объяснить, так
садитесь, а обоим вам, с Настасьей, там тесно. Настасьюшка, посторонись, дай пройти! Проходите, вот вам стул, сюда! Пролезайте же!
Он отодвинул свой стул от стола, высвободил немного пространства между столом и своими коленями и ждал несколько в напряженном положении, чтобы гость «пролез» в эту щелочку. Минута была так выбрана, что никак нельзя было отказаться, и гость полез через узкое пространство, торопясь и спотыкаясь. Достигнув стула, он
сел и мнительно поглядел на Разумихина.
Вдруг кто-то
сел подле него, за его столом.
Ему захотелось где-нибудь
сесть или лечь, на улице.
Но лодки было уж не надо: городовой сбежал по ступенькам схода к канаве, сбросил с себя шинель, сапоги и кинулся в воду. Работы было немного: утопленницу несло водой в двух шагах от схода, он схватил ее за одежду правою рукою, левою успел схватиться за шест, который протянул ему товарищ, и тотчас же утопленница была вытащена. Ее положили на гранитные плиты схода. Она очнулась скоро, приподнялась,
села, стала чихать и фыркать, бессмысленно обтирая мокрое платье руками. Она ничего не говорила.
«Что ж, это исход! — думал он, тихо и вяло идя по набережной канавы. — Все-таки кончу, потому что хочу… Исход ли, однако? А все равно! Аршин пространства будет, — хе! Какой, однако же, конец! Неужели конец? Скажу я им иль не скажу? Э… черт! Да и устал я: где-нибудь лечь или
сесть бы поскорей! Всего стыднее, что очень уж глупо. Да наплевать и на это. Фу, какие глупости в голову приходят…»
Ее тоже отделывали заново; в ней были работники; это его как будто поразило. Ему представлялось почему-то, что он все встретит точно так же, как оставил тогда, даже, может быть, трупы на тех же местах на полу. А теперь: голые стены, никакой мебели; странно как-то! Он прошел к окну и
сел на подоконник.
— Эх, батюшка! Слова да слова одни! Простить! Вот он пришел бы сегодня пьяный, как бы не раздавили-то, рубашка-то на нем одна, вся заношенная, да в лохмотьях, так он бы завалился дрыхнуть, а я бы до рассвета в воде полоскалась, обноски бы его да детские мыла, да потом высушила бы за окном, да тут же, как рассветет, и штопать бы
села, — вот моя и ночь!.. Так чего уж тут про прощение говорить! И то простила!
Раскольников приподнялся и
сел на диване.
Затем
села в тревожном ожидании возвращения Разумихина и робко стала следить за дочерью, которая, скрестив руки, и тоже в ожидании, стала ходить взад и вперед по комнате, раздумывая про себя.
— Уверяю, заботы немного, только говори бурду, какую хочешь, только подле
сядь и говори. К тому же ты доктор, начни лечить от чего-нибудь. Клянусь, не раскаешься. У ней клавикорды стоят; я ведь, ты знаешь, бренчу маленько; у меня там одна песенка есть, русская, настоящая: «Зальюсь слезьми горючими…» Она настоящие любит, — ну, с песенки и началось; а ведь ты на фортепианах-то виртуоз, мэтр, Рубинштейн… Уверяю, не раскаешься!
Авдотья Романовна то
садилась к столу и внимательно вслушивалась, то вставала опять и начинала ходить, по обыкновению своему, из угла в угол, скрестив руки, сжав губы, изредка делая свой вопрос, не прерывая ходьбы, задумываясь.
Он
сел опять и стал молча осматриваться; все глядели на него с недоумением.
Он внимательно и с напряжением посмотрел на сестру, но не расслышал или даже не понял ее слов. Потом, в глубокой задумчивости, встал, подошел к матери, поцеловал ее, воротился на место и
сел.
— Я вас совсем не ожидал, — заторопился он, останавливая ее взглядом. — Сделайте одолжение,
садитесь. Вы, верно, от Катерины Ивановны. Позвольте, не сюда, вот тут сядьте…
— А ты
садись здесь, — сказал он Разумихину, сажая его в угол, где сидел Зосимов.
Соня
села, чуть не дрожа от страху, и робко взглянула на обеих дам. Видно было, что она и сама не понимала, как могла она сесть с ними рядом. Сообразив это, она до того испугалась, что вдруг опять встала и в совершенном смущении обратилась к Раскольникову.
— Постараюсь непременно… непременно, — отвечал Раскольников, привстав тоже и тоже запинаясь и не договаривая… — Сделайте одолжение,
садитесь, — сказал он вдруг, — мне надо с вами поговорить. Пожалуйста, — вы, может быть, торопитесь, — сделайте одолжение, подарите мне две минуты…
И он подвинул ей стул. Соня опять
села и опять робко, потерянно, поскорей взглянула на обеих дам и вдруг потупилась.
Порфирий Петрович, как только услышал, что гость имеет до него «дельце», тотчас же попросил его
сесть на диван, сам уселся на другом конце и уставился в гостя, в немедленном ожидании изложения дела, с тем усиленным и уж слишком серьезным вниманием, которое даже тяготит и смущает с первого раза, особенно по незнакомству, и особенно если то, что вы излагаете, по собственному вашему мнению, далеко не в пропорции с таким необыкновенно важным, оказываемым вам вниманием.
Вдруг он переступил осторожно через порог, бережно притворил за собой дверь, подошел к столу, подождал с минуту, — все это время не спуская с него глаз, — и тихо, без шуму,
сел на стул подле дивана; шляпу поставил сбоку, на полу, а обеими руками оперся на трость, опустив на руки подбородок.
Прошло минут с десять. Было еще светло, но уже вечерело. В комнате была совершенная тишина. Даже с лестницы не приносилось ни одного звука. Только жужжала и билась какая-то большая муха, ударяясь с налета об стекло. Наконец, это стало невыносимо: Раскольников вдруг приподнялся и
сел на диване.
Вошел, на рассвете, на станцию, — за ночь вздремнул, изломан, глаза заспаны, — взял кофею; смотрю — Марфа Петровна вдруг
садится подле меня, в руках колода карт: «Не загадать ли вам, Аркадий Иванович, на дорогу-то?» А она мастерица гадать была.
Через минуту вошла со свечой и Соня, поставила свечку и стала сама перед ним, совсем растерявшаяся, вся в невыразимом волнении и, видимо, испуганная его неожиданным посещением. Вдруг краска бросилась в ее бледное лицо, и даже слезы выступили на глазах… Ей было и тошно, и стыдно, и сладко… Раскольников быстро отвернулся и
сел на стул к столу. Мельком успел он охватить взглядом комнату.
— Что ж вы стоите?
Сядьте, — проговорил он вдруг переменившимся, тихим и ласковым голосом.
Цитаты из русской классики со словом «сев»
Теперь идет сенокос, потом бабы рожь жать начнут, потом паровое поле под озимь двоить будут, потом
сев, яровое жать, снопы возить, молотить.
Левин
сел на лошадь и поехал на поле, где был прошлогодний клевер, и на то, которое плугом было приготовлено под яровую пшеницу.
Официант в это время повестил гостей и хозяина, что ужин готов. Вихров настоял, чтобы Макар Григорьев
сел непременно и ужинать с ними. Этим старик очень уж сконфузился, однако
сел. Ваньку так это обидело, что он не пошел даже и к столу.
Когда же мой отец спросил, отчего в праздник они на барщине (это был первый Спас, то есть первое августа), ему отвечали, что так приказал староста Мироныч; что в этот праздник точно прежде не работали, но вот уже года четыре как начали работать; что все мужики постарше и бабы-ребятницы уехали ночевать в
село, но после обедни все приедут, и что в поле остался только народ молодой, всего серпов с сотню, под присмотром десятника.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа
села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
Предложения со словом «сев»
- Видимо, мои слова ему понравились, потому что он, довольный собой, посмеялся, а потом попросил сесть рядом.
- И поняла, что не может снова сесть за руль и продолжить пробиваться к морю по этой чудовищной дорожной спирали.
- Сети материнства настолько опутали меня, что я не могла сесть написать 100 писем, как обещала, а пишу вот это первое, очень подробное, и надеюсь, что закончу его раньше, чем попаду в сети сна.
- (все предложения)
Значение слова «сев»
СЕВ, -а, м. Действие по глаг. сеять (в 1 знач.); посев зерновых культур. Весенний сев. Квадратно-гнездовой сев кукурузы. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова СЕВ
Афоризмы русских писателей со словом «сесть»
- Дорогая, сядем рядом,
Поглядим в глаза друг другу.
Я хочу под кротким взглядом
Слушать чувственную вьюгу.
- Идите вперед, пока можете. А подкосятся ноги, — сядьте близ дороги да глядите на прохожих без досады и зависти: ведь и они далеко не уйдут!
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно