Неточные совпадения
Теперь же скажу об этом «помещике» (как его у нас называли, хотя он всю жизнь совсем почти не жил в своем поместье) лишь то, что это был странный тип, довольно часто, однако, встречающийся, именно тип
человека не только дрянного и развратного, но вместе с тем и бестолкового, — но из таких, однако, бестолковых, которые
умеют отлично обделывать свои имущественные делишки, и только, кажется, одни эти.
Статейки эти, говорят, были так всегда любопытно и пикантно составлены, что быстро пошли в ход, и уж в этом одном молодой
человек оказал все свое практическое и умственное превосходство над тою многочисленною, вечно нуждающеюся и несчастною частью нашей учащейся молодежи обоего пола, которая в столицах, по обыкновению, с утра до ночи обивает пороги разных газет и журналов, не
умея ничего лучше выдумать, кроме вечного повторения одной и той же просьбы о переводах с французского или о переписке.
Золото
человек, я ему сейчас двадцать тысяч вручу без расписки на сохранение, а смотреть ничего не
умеет, как бы и не
человек вовсе, ворона обманет.
Никогда
люди никакою наукой и никакою выгодой не
сумеют безобидно разделиться в собственности своей и в правах своих.
Воистину, если не говорят сего (ибо не
умеют еще сказать сего), то так поступают, сам видел, сам испытывал, и верите ли: чем беднее и ниже
человек наш русский, тем и более в нем сей благолепной правды заметно, ибо богатые из них кулаки и мироеды во множестве уже развращены, и много, много тут от нерадения и несмотрения нашего вышло!
Ракитина же считала она за самого благочестивого и верующего молодого
человека — до того он
умел со всеми обойтись и каждому представиться сообразно с желанием того, если только усматривал в сем малейшую для себя выгоду.
Одним словом, можно бы было надеяться даже-де тысяч на шесть додачи от Федора Павловича, на семь даже, так как Чермашня все же стоит не менее двадцати пяти тысяч, то есть наверно двадцати восьми, «тридцати, тридцати, Кузьма Кузьмич, а я, представьте себе, и семнадцати от этого жестокого
человека не выбрал!..» Так вот я, дескать, Митя, тогда это дело бросил, ибо не
умею с юстицией, а приехав сюда, поставлен был в столбняк встречным иском (здесь Митя опять запутался и опять круто перескочил): так вот, дескать, не пожелаете ли вы, благороднейший Кузьма Кузьмич, взять все права мои на этого изверга, а сами мне дайте три только тысячи…
— Не давала, не давала! Я ему отказала, потому что он не
умел оценить. Он вышел в бешенстве и затопал ногами. Он на меня бросился, а я отскочила… И я вам скажу еще, как
человеку, от которого теперь уж ничего скрывать не намерена, что он даже в меня плюнул, можете это себе представить? Но что же мы стоим? Ах, сядьте… Извините, я… Или лучше бегите, бегите, вам надо бежать и спасти несчастного старика от ужасной смерти!
Вот говорят про современных молодых
людей, что они ничего не
умеют, вот вам пример» и т. д., и т. д.
— С вами говорит благородный
человек, благороднейшее лицо, главное, — этого не упускайте из виду —
человек, наделавший бездну подлостей, но всегда бывший и остававшийся благороднейшим существом, как существо, внутри, в глубине, ну, одним словом, я не
умею выразиться…
Но уж так не
умел поставить себя этот болезненный
человек с самых первых своих шагов еще в начале поприща, а затем и во всю свою жизнь.
Да-с, и мы
люди, и мы человеки, и мы
сумеем взвесить то, как могут повлиять на характер первые впечатления детства и родного гнездышка.
Неточные совпадения
Стародум. Надлежало образумиться. Не
умел я остеречься от первых движений раздраженного моего любочестия. Горячность не допустила меня тогда рассудить, что прямо любочестивый
человек ревнует к делам, а не к чинам; что чины нередко выпрашиваются, а истинное почтение необходимо заслуживается; что гораздо честнее быть без вины обойдену, нежели без заслуг пожаловану.
Г-жа Простакова. Без наук
люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не
умел грамоте, а
умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так сказать, с голоду. А! каково это?
Осматривание достопримечательностей, не говоря о том, что всё уже было видено, не имело для него, как для Русского и умного
человека, той необъяснимой значительности, которую
умеют приписывать этому делу Англичане.
— Да, славный, — ответил Левин, продолжая думать о предмете только что бывшего разговора. Ему казалось, что он, насколько
умел, ясно высказал свои мысли и чувства, а между тем оба они,
люди неглупые и искренние, в один голос сказали, что он утешается софизмами. Это смущало его.
Поэтому Вронский при встрече с Голенищевым дал ему тот холодный и гордый отпор, который он
умел давать
людям и смысл которого был таков: «вам может нравиться или не нравиться мой образ жизни, но мне это совершенно всё равно: вы должны уважать меня, если хотите меня знать».