Положил я, детки, вам словечко сказать одно, небольшое, — продолжал он с тихой, прекрасной улыбкой, которую я никогда не забуду, и обратился вдруг ко мне: — Ты, милый, церкви святой ревнуй, и аще позовет время — и
умри за нее; да подожди, не пугайся, не сейчас, — усмехнулся он.
Неточные совпадения
Впрочем, у него, видите ли,
умер ребенок, то есть, в сущности, две девочки, обе одна
за другой, в скарлатине…
Эта мысль на мгновение овладела всеми моими чувствами, но я мигом и с болью прогнал ее: «Положить голову на рельсы и
умереть, а завтра скажут: это оттого он сделал, что украл, сделал от стыда, — нет, ни
за что!» И вот в это мгновение, помню, я ощутил вдруг один миг страшной злобы.
Он только что
умер,
за минуту какую-нибудь до моего прихода.
За десять минут он еще чувствовал себя как всегда. С ним была тогда одна Лиза; она сидела у него и рассказывала ему о своем горе, а он, как вчера, гладил ее по голове. Вдруг он весь затрепетал (рассказывала Лиза), хотел было привстать, хотел было вскрикнуть и молча стал падать на левую сторону. «Разрыв сердца!» — говорил Версилов. Лиза закричала на весь дом, и вот тут-то они все и сбежались — и все это
за минуту какую-нибудь до моего прихода.
Золотой век — мечта самая невероятная из всех, какие были, но
за которую люди отдавали всю жизнь свою и все свои силы, для которой
умирали и убивались пророки, без которой народы не хотят жить и не могут даже и
умереть!
«Пусть завтра последний день мой, — думал бы каждый, смотря на заходящее солнце, — но все равно, я
умру, но останутся все они, а после них дети их» — и эта мысль, что они останутся, все так же любя и трепеща друг
за друга, заменила бы мысль о загробной встрече.
— Ступай ты с ней! — велела она мне, оставляя меня с Альфонсинкой, — и там
умри, если надо, понимаешь? А я сейчас
за тобой, а прежде махну-ка я к ней, авось застану, потому что, как хочешь, а мне подозрительно!
Он без всякой религии, но готов почти
умереть за что-то неопределенное, чего и назвать не умеет, но во что страстно верует, по примеру множества русских европейских цивилизаторов петербургского периода русской истории.
— Ты сомневаешься в моей любви? — горячо заговорил он. — Думаешь, что я медлю от боязни за себя, а не за тебя? Не оберегаю, как стеной, твоего имени, не бодрствую, как мать, чтоб не смел коснуться слух тебя… Ах, Ольга! Требуй доказательств! Повторю тебе, что если б ты с другим могла быть счастливее, я бы без ропота уступил права свои; если б надо было
умереть за тебя, я бы с радостью умер! — со слезами досказал он.
— Пожалуйста, переведите это, — сказал он Нехлюдову. — Вы поссорились и подрались, а Христос, который
умер за нас, дал нам другое средство разрешать наши ссоры. Спросите у них, знают ли они, как по закону Христа надо поступить с человеком, который обижает нас.
«Мой милый, никогда не была я так сильно привязана к тебе, как теперь. Если б я могла
умереть за тебя! О, как бы я была рада умереть, если бы ты от этого стал счастливее! Но я не могу жить без него. Я обижаю тебя, мой милый, я убиваю тебя, мой друг, я не хочу этого. Я делаю против своей воли. Прости меня, прости меня».
Неточные совпадения
Запомнил Гриша песенку // И голосом молитвенным // Тихонько в семинарии, // Где было темно, холодно, // Угрюмо, строго, голодно, // Певал — тужил о матушке // И обо всей вахлачине, // Кормилице своей. // И скоро в сердце мальчика // С любовью к бедной матери // Любовь ко всей вахлачине // Слилась, — и лет пятнадцати // Григорий твердо знал уже, // Кому отдаст всю жизнь свою // И
за кого
умрет.
Другой вариант утверждает, что Иванов совсем не
умер, а был уволен в отставку
за то, что голова его вследствие постепенного присыхания мозгов (от ненужности в их употреблении) перешла в зачаточное состояние.
Но в 1770 году Двоекуров
умер, и два градоначальника, последовавшие
за ним, не только не поддержали его преобразований, но даже, так сказать, загадили их.
Нельзя было простить работнику, ушедшему в рабочую пору домой потому, что у него отец
умер, как ни жалко было его, и надо было расчесть его дешевле
за прогульные дорогие месяцы; но нельзя было и не выдавать месячины старым, ни на что не нужным дворовым.
— Я и сам не знаю хорошенько. Знаю только, что она
за всё благодарит Бога, зa всякое несчастие, и
за то, что у ней
умер муж, благодарит Бога. Ну, и выходит смешно, потому что они дурно жили.