Неточные совпадения
И вот, против всех ожиданий, Версилова, пожав князю
руку и обменявшись
с ним какими-то веселыми светскими словечками, необыкновенно любопытно посмотрела на меня и, видя, что я на нее тоже смотрю, вдруг мне
с улыбкою поклонилась. Правда, она только что вошла и поклонилась как вошедшая, но улыбка была до того добрая, что, видимо, была преднамеренная. И, помню, я испытал необыкновенно приятное ощущение.
Заметьте, она уж и ехала
с тем, чтоб меня поскорей оскорбить, еще никогда не видав: в глазах ее я был «подсыльный от Версилова», а она была убеждена и тогда, и долго спустя, что Версилов держит в
руках всю судьбу ее и имеет средства тотчас же погубить ее, если захочет, посредством одного документа; подозревала по крайней мере это.
В комнате, даже слишком небольшой, было человек семь, а
с дамами человек десять. Дергачеву было двадцать пять лет, и он был женат. У жены была сестра и еще родственница; они тоже жили у Дергачева. Комната была меблирована кое-как, впрочем достаточно, и даже было чисто. На стене висел литографированный портрет, но очень дешевый, а в углу образ без ризы, но
с горевшей лампадкой. Дергачев подошел ко мне, пожал
руку и попросил садиться.
Я крепко пожал
руку Васина и добежал до Крафта, который все шел впереди, пока я говорил
с Васиным. Мы молча дошли до его квартиры; я не хотел еще и не мог говорить
с ним. В характере Крафта одною из сильнейших черт была деликатность.
Но Крафт имел все-таки уверенность, что компрометирующий документ будто бы попался в
руки Версилова через близость того со вдовой и
с дочерьми Андроникова; уже известно было, что они тотчас же и обязательно предоставили Версилову все бумаги, оставшиеся после покойного.
О, пусть, пусть эта страшная красавица (именно страшная, есть такие!) — эта дочь этой пышной и знатной аристократки, случайно встретясь со мной на пароходе или где-нибудь, косится и, вздернув нос,
с презрением удивляется, как смел попасть в первое место,
с нею рядом, этот скромный и плюгавый человечек
с книжкой или
с газетой в
руках?
— Буду, буду, я
с тем и воротился, — пожал я ей
руку.
Вы были в это утро в темно-синем бархатном пиджаке, в шейном шарфе, цвета сольферино, по великолепной рубашке
с алансонскими кружевами, стояли перед зеркалом
с тетрадью в
руке и выработывали, декламируя, последний монолог Чацкого и особенно последний крик...
Тут вы вдруг заговорили
с Татьяной Павловной по-французски, и она мигом нахмурилась и стала вам возражать, даже очень горячилась; но так как невозможно же противоречить Андрею Петровичу, если он вдруг чего захочет, то Татьяна Павловна и увела меня поспешно к себе: там вымыли мне вновь лицо,
руки, переменили белье, напомадили, даже завили мне волосы.
А назавтра поутру, еще
с восьми часов, вы изволили отправиться в Серпухов: вы тогда только что продали ваше тульское имение, для расплаты
с кредиторами, но все-таки у вас оставался в
руках аппетитный куш, вот почему вы и в Москву тогда пожаловали, в которую не могли до того времени заглянуть, боясь кредиторов; и вот один только этот серпуховский грубиян, один из всех кредиторов, не соглашался взять половину долга вместо всего.
— Ce Тушар вошел
с письмом в
руке, подошел к нашему большому дубовому столу, за которым мы все шестеро что-то зубрили, крепко схватил меня за плечо, поднял со стула и велел захватить мои тетрадки.
Этот Макар отлично хорошо понимал, что я так и сделаю, как говорю; но он продолжал молчать, и только когда я хотел было уже в третий раз припасть, отстранился, махнул
рукой и вышел, даже
с некоторою бесцеремонностью, уверяю тебя, которая даже меня тогда удивила.
— Дайте ему в щеку! Дайте ему в щеку! — прокричала Татьяна Павловна, а так как Катерина Николаевна хоть и смотрела на меня (я помню все до черточки), не сводя глаз, но не двигалась
с места, то Татьяна Павловна, еще мгновение, и наверно бы сама исполнила свой совет, так что я невольно поднял
руку, чтоб защитить лицо; вот из-за этого-то движения ей и показалось, что я сам замахиваюсь.
К тому же он получил наследство, а я не хочу разделять его и иду
с трудами
рук моих.
Али что не слышно мне дыханья ее
с постели стало, али в темноте-то разглядела, пожалуй, что как будто кровать пуста, — только встала я вдруг, хвать
рукой: нет никого на кровати, и подушка холодная.
Версилов молча протянул
руку Васину; тот тоже схватил фуражку, чтоб вместе
с ним выйти, и крикнул мне: «До свиданья».
— Позвольте, князь, — пролепетал я, отводя назад обе мои
руки, — я вам должен сказать искренно — и рад, что говорю при милом нашем князе, — что я даже желал
с вами встретиться, и еще недавно желал, всего только вчера, но совсем уже
с другими целями.
Я был совершенно побежден; я видел несомненное прямодушие, которого в высшей степени не ожидал. Да и ничего подобного я не ожидал. Я что-то пробормотал в ответ и прямо протянул ему мои обе
руки; он
с радостью потряс их в своих
руках. Затем отвел князя и минут
с пять говорил
с ним в его спальне.
— Да, просто, просто, но только один уговор: если когда-нибудь мы обвиним друг друга, если будем в чем недовольны, если сделаемся сами злы, дурны, если даже забудем все это, — то не забудем никогда этого дня и вот этого самого часа! Дадим слово такое себе. Дадим слово, что всегда припомним этот день, когда мы вот шли
с тобой оба
рука в
руку, и так смеялись, и так нам весело было… Да? Ведь да?
— А, вот и ты, — протянул он мне
руку дружески и не вставая
с места. — Присядь-ка к нам; Петр Ипполитович рассказывает преинтересную историю об этом камне, близ Павловских казарм… или тут где-то…
— Насмешливо-с, то есть немножко насмешливо, этакая добрая русская улыбка такая, знаете; ну, лицу, конечно, под досадную
руку, знаете: «Ты здесь, борода, чего дожидаешься?
Ну, натурально, как подкопали, камню-то не на чем стоять, равновесие-то и покачнулось; а как покачнулось равновесие, они камушек-то
с другой стороны уже
руками понаперли, этак на ура, по-русски: камень-то и бух в яму!
Как, неужели все? Да мне вовсе не о том было нужно; я ждал другого, главного, хотя совершенно понимал, что и нельзя было иначе. Я со свечой стал провожать его на лестницу; подскочил было хозяин, но я, потихоньку от Версилова, схватил его изо всей силы за
руку и свирепо оттолкнул. Он поглядел было
с изумлением, но мигом стушевался.
Я видел,
с каким мучением и
с каким потерянным взглядом обернулся было князь на миг к Стебелькову; но Стебельков вынес взгляд как ни в чем не бывало и, нисколько не думая стушевываться, развязно сел на диван и начал
рукой ерошить свои волосы, вероятно в знак независимости.
Не подав виду, разумеется, я, поздоровавшись
с Анной Андреевной и горячо пожав
руку Лизе, уселся подле нее.
— Ты не знаешь, Лиза, я хоть
с ним давеча и поссорился, — если уж тебе пересказывали, — но, ей-Богу, я люблю его искренно и желаю ему тут удачи. Мы давеча помирились. Когда мы счастливы, мы так добры… Видишь, в нем много прекрасных наклонностей… и гуманность есть… Зачатки по крайней мере… а у такой твердой и умной девушки в
руках, как Версилова, он совсем бы выровнялся и стал бы счастлив. Жаль, что некогда… да проедем вместе немного, я бы тебе сообщил кое-что…
Зная, что это письмо могло попасть… в
руки злых людей… имея полные основания так думать (
с жаром произнесла она), я трепетала, что им воспользуются, покажут папа… а на него это могло произвести чрезвычайное впечатление… в его положении… на здоровье его… и он бы меня разлюбил…
— Ах, это было так дурно и так легкомысленно
с моей стороны! — воскликнула она, приподнимая к лицу свою
руку и как бы стараясь закрыться
рукой, — мне стыдно было еще вчера, а потому я и была так не по себе, когда вы у меня сидели…
Она стояла среди комнаты,
с муфтой и
с шалью в
руке.
— Милый, добрый Аркадий Макарович, поверьте, что я об вас… Про вас отец мой говорит всегда: «милый, добрый мальчик!» Поверьте, я буду помнить всегда ваши рассказы о бедном мальчике, оставленном в чужих людях, и об уединенных его мечтах… Я слишком понимаю, как сложилась душа ваша… Но теперь хоть мы и студенты, — прибавила она
с просящей и стыдливой улыбкой, пожимая
руку мою, — но нам нельзя уже более видеться как прежде и, и… верно, вы это понимаете?
Ничего подобного этому я не мог от нее представить и сам вскочил
с места, не то что в испуге, а
с каким-то страданием,
с какой-то мучительной раной на сердце, вдруг догадавшись, что случилось что-то тяжелое. Но мама не долго выдержала: закрыв
руками лицо, она быстро вышла из комнаты. Лиза, даже не глянув в мою сторону, вышла вслед за нею. Татьяна Павловна
с полминуты смотрела на меня молча.
— Баста! — крикнул я и дрожащими
руками начал загребать и сыпать золото в карманы, не считая и как-то нелепо уминая пальцами кучки кредиток, которые все вместе хотел засунуть в боковой карман. Вдруг пухлая
рука с перстнем Афердова, сидевшего сейчас от меня направо и тоже ставившего на большие куши, легла на три радужных мои кредитки н накрыла их ладонью.
Я уже догнал их, но остановился на секунду перед швейцаром и сунул ему в
руку три полуимпериала, черт знает зачем; он поглядел на меня
с недоумением и даже не поблагодарил.
— Нет-с, я сам хочу заплатить, и вы должны знать почему. Я знаю, что в этой пачке радужных — тысяча рублей, вот! — И я стал было дрожащими
руками считать, но бросил. — Все равно, я знаю, что тысяча. Ну, так вот, эту тысячу я беру себе, а все остальное, вот эти кучи, возьмите за долг, за часть долга: тут, я думаю, до двух тысяч или, пожалуй, больше!
Но горе и беда вдруг опять припоминались
с болью и
с нытьем, и я опять ломал
руки и восклицал: «Лиза, Лиза!» — и опять плакал.
Я знаю, что заставляют жениться
с пистолетом в
руке…
— Но как могли вы, — вскричал я, весь вспыхнув, — как могли вы, подозревая даже хоть на каплю, что я знаю о связи Лизы
с князем, и видя, что я в то же время беру у князя деньги, — как могли вы говорить со мной, сидеть со мной, протягивать мне
руку, — мне, которого вы же должны были считать за подлеца, потому что, бьюсь об заклад, вы наверно подозревали, что я знаю все и беру у князя за сестру деньги зазнамо!
— А вот вчера, когда мы утром кричали
с ним в кабинете перед приездом Нащокина. Он в первый раз и совершенно уже ясно осмелился заговорить со мной об Анне Андреевне. Я поднял
руку, чтоб ударить его, но он вдруг встал и объявил мне, что я
с ним солидарен и чтоб я помнил, что я — его участник и такой же мошенник, как он, — одним словом, хоть не эти слова, но эта мысль.
Спорить и пререкаться
с ним, как вчера, я не захотел и встал выходить, на всякий случай бросив ему, что я «постараюсь». Но вдруг он меня удивил невыразимо: я уже направлялся к двери, как он, внезапно, ласково обхватив мою талию
рукой, начал говорить мне… самые непонятные вещи.
— Убирайся ты от меня! — взвизгнула она, быстро отвернувшись и махнув на меня
рукой. — Довольно я
с вами со всеми возилась! Полно теперь! Хоть провалитесь вы все сквозь землю!.. Только твою мать одну еще жалко…
«Да давно ли это было, что я стоял перед ней, прощался
с ней, а она подавала мне
руку и смеялась?
Давно смерклось, и Петр принес свечи. Он постоял надо мной и спросил, кушал ли я. Я только махнул
рукой. Однако спустя час он принес мне чаю, и я
с жадностью выпил большую чашку. Потом я осведомился, который час. Было половина девятого, и я даже не удивился, что сижу уже пять часов.
От холода еще сильнее будут гореть, стоит только
рукой достать одно березовое полено… да и незачем совсем доставать полено: можно прямо, сидя на стене, содрать
рукой с березового полена бересту и на спичке зажечь ее, зажечь и пропихнуть в дрова — вот и пожар.
Я послушно спустился за мамой; мы вышли на крыльцо. Я знал, что они все там смотрят теперь из окошка. Мама повернулась к церкви и три раза глубоко на нее перекрестилась, губы ее вздрагивали, густой колокол звучно и мерно гудел
с колокольни. Она повернулась ко мне и — не выдержала, положила мне обе
руки на голову и заплакала над моей головой.
Она поспешно сунула
руку в карман и вынула платочек, синенький клетчатый платочек
с крепко завязанным на кончике узелочком и стала развязывать узелок… но он не развязывался…
— Malheureux! [Несчастный! (франц.)] — вскричала было она,
с театральным жестом всплеснув
руками.
Эта болонка как-то уж очень меня развлекала, так даже, что я переставал рассказывать и раза два потянулся к ней, но Ламберт махнул
рукой, и Альфонсина
с своей болонкой мигом стушевалась за ширмы.
Быть может, непристойно девице так откровенно говорить
с мужчиной, но, признаюсь вам, если бы мне было дозволено иметь какие-то желания, я хотела бы одного: вонзить ему в сердце нож, но только отвернувшись, из страха, что от его отвратительного взгляда задрожит моя
рука и замрет мое мужество.
Засим написал рапорт по начальству и
с этим рапортом в
руках, рано утром, явился сам к командиру своего полка и заявил ему, что он, «уголовный преступник, участник в подделке — х акций, отдается в
руки правосудия и просит над собою суда».
Веселость человека — это самая выдающая человека черта,
с ногами и
руками.