Напротив, как бы рассмотрев меня всего, до последней черты, в эти пять или десять
секунд молчания, он вдруг улыбнулся и даже тихо и неслышно засмеялся, и хоть смех прошел скоро, но светлый, веселый след его остался в его лице и, главное, в глазах, очень голубых, лучистых, больших, но с опустившимися и припухшими от старости веками, и окруженных бесчисленными крошечными морщинками.
Слово, кинутое так звонко, прямо в лицо грозному учителю, сразу поглощает все остальные звуки.
Секунда молчания, потом неистовый визг, хохот, толкотня. Исступление охватывает весь коридор. К Самаревичу проталкиваются малыши, опережают его, становятся впереди, кричат: «бирка, бирка!» — и опять ныряют в толпу. Изумленный, испуганный бедный маниак стоит среди этого живого водоворота, поворачивая голову и сверкая сухими, воспаленными глазами.
Неточные совпадения
Секунд десять продолжалось
молчание, точно столбняк нашел на всех; даже конвойный отшатнулся и уже не подходил к Николаю, а отретировался машинально к дверям и стал неподвижен.
Совершенное
молчание воцарилось в комнате. Даже плакавшие дети затихли. Соня стояла мертво-бледная, смотрела на Лужина и ничего не могла отвечать. Она как будто еще и не понимала. Прошло несколько
секунд.
— А что-с? — Лужин остановился и ждал с обиженным и вызывающим видом. Несколько
секунд длилось
молчание.
Прошло несколько
секунд неприятнейшего, ожидающего
молчания. Потом Самгин, усмехаясь, напомнил:
Когда дверь затворилась за Приваловым и Nicolas, в гостиной Агриппины Филипьевны несколько
секунд стояло гробовое
молчание. Все думали об одном и том же — о приваловских миллионах, которые сейчас вот были здесь, сидели вот на этом самом кресле, пили кофе из этого стакана, и теперь ничего не осталось… Дядюшка, вытянув шею, внимательно осмотрел кресло, на котором сидел Привалов, и даже пощупал сиденье, точно на нем могли остаться следы приваловских миллионов.