Неточные совпадения
Браки дворовых, как известно, происходили во
времена крепостного права с дозволения господ, а иногда и прямо
по распоряжению их.
Затем произошло одно странное обстоятельство: болезненная падчерица Катерины Николавны, по-видимому, влюбилась в Версилова, или чем-то в нем поразилась, или воспламенилась его речью, или уж я этого ничего не знаю; но известно, что Версилов одно
время все почти дни проводил около этой девушки.
И вот, ввиду всего этого, Катерина Николавна, не отходившая от отца во
время его болезни, и послала Андроникову, как юристу и «старому другу», запрос: «Возможно ли будет,
по законам, объявить князя в опеке или вроде неправоспособного; а если так, то как удобнее это сделать без скандала, чтоб никто не мог обвинить и чтобы пощадить при этом чувства отца и т. д., и т. д.».
В последнее
время я дома очень грубил, ей преимущественно; желал грубить Версилову, но, не смея ему,
по подлому обычаю моему, мучил ее.
— Но теперь довольно, — обратился он к матушке, которая так вся и сияла (когда он обратился ко мне, она вся вздрогнула), —
по крайней мере хоть первое
время чтоб я не видал рукоделий, для меня прошу. Ты, Аркадий, как юноша нашего
времени, наверно, немножко социалист; ну, так поверишь ли, друг мой, что наиболее любящих праздность — это из трудящегося вечно народа!
(Сделаю здесь необходимое нотабене: если бы случилось, что мать пережила господина Версилова, то осталась бы буквально без гроша на старости лет, когда б не эти три тысячи Макара Ивановича, давно уже удвоенные процентами и которые он оставил ей все целиком, до последнего рубля, в прошлом году,
по духовному завещанию. Он предугадал Версилова даже в то еще
время.)
По миновании же срока и последует дуэль; что я с тем и пришел теперь, что дуэль не сейчас, но что мне надо было заручиться, потому что секунданта нет, я ни с кем не знаком, так
по крайней мере к тому
времени чтоб успеть найти, если он, Ефим, откажется.
Он и мама, по-видимому, были здесь уже некоторое
время.
— Тут вышло недоразумение, и недоразумение слишком ясное, — благоразумно заметил Васин. — Мать ее говорит, что после жестокого оскорбления в публичном доме она как бы потеряла рассудок. Прибавьте обстановку, первоначальное оскорбление от купца… все это могло случиться точно так же и в прежнее
время, и нисколько, по-моему, не характеризует особенно собственно теперешнюю молодежь.
Я могу чувствовать преудобнейшим образом два противоположные чувства в одно и то же
время — и уж конечно не
по моей воле.
Всего краше, всего светлее было то, что он в высшей степени понял, что «можно страдать страхом
по документу» и в то же
время оставаться чистым и безупречным существом, каким она сегодня передо мной открылась.
Прогнать служанку было невозможно, и все
время, пока Фекла накладывала дров и раздувала огонь, я все ходил большими шагами
по моей маленькой комнате, не начиная разговора и даже стараясь не глядеть на Лизу.
Я долго терпел, но наконец вдруг прорвался и заявил ему при всех наших, что он напрасно таскается, что я вылечусь совсем без него, что он, имея вид реалиста, сам весь исполнен одних предрассудков и не понимает, что медицина еще никогда никого не вылечила; что, наконец,
по всей вероятности, он грубо необразован, «как и все теперь у нас техники и специалисты, которые в последнее
время так подняли у нас нос».
Правда, находила иногда на него какая-то как бы болезненная восторженность, какая-то как бы болезненность умиления, — отчасти, полагаю, и оттого, что лихорадка, по-настоящему говоря, не покидала его во все
время; но благообразию это не мешало.
Макар Иванович
по поводу этого дня почему-то вдруг ударился в воспоминания и припомнил детство мамы и то
время, когда она еще «на ножках не стояла».
— Друг мой, это — вопрос, может быть, лишний. Положим, я и не очень веровал, но все же я не мог не тосковать
по идее. Я не мог не представлять себе
временами, как будет жить человек без Бога и возможно ли это когда-нибудь. Сердце мое решало всегда, что невозможно; но некоторый период, пожалуй, возможен… Для меня даже сомнений нет, что он настанет; но тут я представлял себе всегда другую картину…
Хлопнув себя
по лбу и даже не присев отдохнуть, я побежал к Анне Андреевне: ее не оказалось дома, а от швейцара получил ответ, что «поехали в Царское; завтра только разве около этого
времени будут».
Я и не знал никогда до этого
времени, что князю уже было нечто известно об этом письме еще прежде; но,
по обычаю всех слабых и робких людей, он не поверил слуху и отмахивался от него из всех сил, чтобы остаться спокойным; мало того, винил себя в неблагородстве своего легковерия.
Они сидели друг против друга за тем же столом, за которым мы с ним вчера пили вино за его «воскресение»; я мог вполне видеть их лица. Она была в простом черном платье, прекрасная и, по-видимому, спокойная, как всегда. Говорил он, а она с чрезвычайным и предупредительным вниманием его слушала. Может быть, в ней и видна была некоторая робость. Он же был страшно возбужден. Я пришел уже к начатому разговору, а потому некоторое
время ничего не понимал. Помню, она вдруг спросила...
Ваша, например, „идея“ уберегла вас,
по крайней мере на
время, от идей гг. Дергачева и комп., без сомнения не столь оригинальных, как ваша.
Положение нашего романиста в таком случае было б совершенно определенное: он не мог бы писать в другом роде, как в историческом, ибо красивого типа уже нет в наше
время, а если и остались остатки, то,
по владычествующему теперь мнению, не удержали красоты за собою.
Уцелеют
по крайней мере хотя некоторые верные черты, чтоб угадать
по ним, что могло таиться в душе иного подростка тогдашнего смутного
времени, — дознание, не совсем ничтожное, ибо из подростков созидаются поколения…»