Неточные совпадения
Расставаясь, и, может быть, надолго,
я бы очень хотел
от вас же получить ответ и еще на вопрос: неужели в
целые эти двадцать лет вы не могли подействовать на предрассудки моей матери, а теперь так даже и сестры, настолько, чтоб рассеять своим цивилизующим влиянием первоначальный мрак окружавшей ее среды?
Я не мог заговорить с нею иначе как на известную тему и боялся отвлечь себя
от предпринятых
целей каким-нибудь новым и неожиданным впечатлением.
Все это
я обдумал и совершенно уяснил себе, сидя в пустой комнате Васина, и
мне даже вдруг пришло в голову, что пришел
я к Васину, столь жаждая
от него совета, как поступить, — единственно с тою
целью, чтобы он увидал при этом, какой
я сам благороднейший и бескорыстнейший человек, а стало быть, чтоб и отмстить ему тем самым за вчерашнее мое перед ним принижение.
— Вот это письмо, — ответил
я. — Объяснять считаю ненужным: оно идет
от Крафта, а тому досталось
от покойного Андроникова. По содержанию узнаете. Прибавлю, что никто в
целом мире не знает теперь об этом письме, кроме
меня, потому что Крафт, передав
мне вчера это письмо, только что
я вышел
от него, застрелился…
— Милый ты мой, он
меня целый час перед тобой веселил. Этот камень… это все, что есть самого патриотически-непорядочного между подобными рассказами, но как его перебить? ведь ты видел, он тает
от удовольствия. Да и, кроме того, этот камень, кажется, и теперь стоит, если только не ошибаюсь, и вовсе не зарыт в яму…
И
поцеловала меня, то есть
я позволил себя
поцеловать. Ей видимо хотелось бы еще и еще
поцеловать меня, обнять, прижать, но совестно ли стало ей самой при людях, али
от чего-то другого горько, али уж догадалась она, что
я ее устыдился, но только она поспешно, поклонившись еще раз Тушарам, направилась выходить.
Я стоял.
Уходить
я собирался без отвращения, без проклятий, но
я хотел собственной силы, и уже настоящей, не зависимой ни
от кого из них и в
целом мире; а я-то уже чуть было не примирился со всем на свете!
Но злость не унималась, и
я от злости вдруг расплакался, а она, бедненькая, подумала, что
я от умиления заплакал, нагнулась ко
мне и стала
целовать.
— Это я-то характерная, это я-то желчь и праздность? — вошла вдруг к нам Татьяна Павловна, по-видимому очень довольная собой, — уж тебе-то, Александр Семенович, не говорить бы вздору; еще десяти лет
от роду был,
меня знал, какова
я праздная, а
от желчи сам
целый год лечишь, вылечить не можешь, так это тебе же в стыд.
Посему и ты, Софья, не смущай свою душу слишком, ибо весь твой грех — мой, а в тебе, так мыслю, и разуменье-то вряд ли тогда было, а пожалуй, и в вас тоже, сударь, вкупе с нею, — улыбнулся он с задрожавшими
от какой-то боли губами, — и хоть мог бы
я тогда поучить тебя, супруга моя, даже жезлом, да и должен был, но жалко стало, как предо
мной упала в слезах и ничего не потаила… ноги мои
целовала.
Я решил, несмотря на все искушение, что не обнаружу документа, не сделаю его известным уже
целому свету (как уже и вертелось в уме моем);
я повторял себе, что завтра же положу перед нею это письмо и, если надо, вместо благодарности вынесу даже насмешливую ее улыбку, но все-таки не скажу ни слова и уйду
от нее навсегда…
Неточные совпадения
«То и прелестно, — думал он, возвращаясь
от Щербацких и вынося
от них, как и всегда, приятное чувство чистоты и свежести, происходившее отчасти и оттого, что он не курил
целый вечер, и вместе новое чувство умиления пред ее к себе любовью, — то и прелестно, что ничего не сказано ни
мной, ни ею, но мы так понимали друг друга в этом невидимом разговоре взглядов и интонаций, что нынче яснее, чем когда-нибудь, она сказала
мне, что любит.
Я, как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойничьего брига: его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце; он ходит себе
целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих волн и всматривается в туманную даль: не мелькнет ли там на бледной черте, отделяющей синюю пучину
от серых тучек, желанный парус, сначала подобный крылу морской чайки, но мало-помалу отделяющийся
от пены валунов и ровным бегом приближающийся к пустынной пристани…
По мнению здешних ученых, этот провал не что иное, как угасший кратер; он находится на отлогости Машука, в версте
от города. К нему ведет узкая тропинка между кустарников и скал; взбираясь на гору,
я подал руку княжне, и она ее не покидала в продолжение
целой прогулки.
Конечно, не один Евгений // Смятенье Тани видеть мог; // Но
целью взоров и суждений // В то время жирный был пирог // (К несчастию, пересоленный); // Да вот в бутылке засмоленной, // Между жарким и блан-манже, // Цимлянское несут уже; // За ним строй рюмок узких, длинных, // Подобно талии твоей, // Зизи, кристалл души моей, // Предмет стихов моих невинных, // Любви приманчивый фиал, // Ты,
от кого
я пьян бывал!
Всё тот же ль он иль усмирился? // Иль корчит так же чудака? // Скажите, чем он возвратился? // Что нам представит он пока? // Чем ныне явится? Мельмотом, // Космополитом, патриотом, // Гарольдом, квакером, ханжой, // Иль маской щегольнет иной, // Иль просто будет добрый малой, // Как вы да
я, как
целый свет? // По крайней мере мой совет: // Отстать
от моды обветшалой. // Довольно он морочил свет… // — Знаком он вам? — И да и нет.