Неточные совпадения
Андроников, говорят, тогда же вразумил ее и отсоветовал; а впоследствии, когда князь выздоровел совсем, то и нельзя уже было воротиться к этой идее; но
письмо у Андроникова
осталось.
Знал он тоже, что и Катерине Николавне уже известно, что
письмо у Версилова и что она этого-то и боится, думая, что Версилов тотчас пойдет с
письмом к старому князю; что, возвратясь из-за границы, она уже искала
письмо в Петербурге, была у Андрониковых и теперь продолжает искать, так как все-таки у нее
оставалась надежда, что
письмо, может быть, не у Версилова, и, в заключение, что она и в Москву ездила единственно с этою же целью и умоляла там Марью Ивановну поискать в тех бумагах, которые сохранялись у ней.
— Давеча я проговорился мельком, что
письмо Тушара к Татьяне Павловне, попавшее в бумаги Андроникова, очутилось, по смерти его, в Москве у Марьи Ивановны. Я видел, как у вас что-то вдруг дернулось в лице, и только теперь догадался, когда у вас еще раз, сейчас, что-то опять дернулось точно так же в лице: вам пришло тогда, внизу, на мысль, что если одно
письмо Андроникова уже очутилось у Марьи Ивановны, то почему же и другому не очутиться? А после Андроникова могли
остаться преважные
письма, а? Не правда ли?
А разозлился я вдруг и выгнал его действительно, может быть, и от внезапной догадки, что он пришел ко мне, надеясь узнать: не
осталось ли у Марьи Ивановны еще
писем Андроникова? Что он должен был искать этих
писем и ищет их — это я знал. Но кто знает, может быть тогда, именно в ту минуту, я ужасно ошибся! И кто знает, может быть, я же, этою же самой ошибкой, и навел его впоследствии на мысль о Марье Ивановне и о возможности у ней
писем?
Напугал немца — Бьоринга, тем
письмом; он оклеветал ее; la calomnie… il en reste toujours quelque chose, [Клевета… от нее всегда что-нибудь да
остается (франц.).] и придворный немец испугался скандала — ха-ха… вот ей и урок!» — «Ламберт… уж не проник ли и к ней Ламберт?
Я, впрочем, не такая уж трусиха, не подумайте; но от этого
письма я ту ночь не спала, оно писано как бы какою-то больною кровью… и после такого
письма что ж еще
остается?
Действительно, на столе, в шкафу и на этажерках было много книг (которых в маминой квартире почти совсем не было); были исписанные бумаги, были связанные пачки с
письмами — одним словом, все глядело как давно уже обжитой угол, и я знаю, что Версилов и прежде (хотя и довольно редко) переселялся по временам на эту квартиру совсем и
оставался в ней даже по целым неделям.
Затем… затем я, конечно, не мог, при маме, коснуться до главного пункта, то есть до встречи с нею и всего прочего, а главное, до ее вчерашнего
письма к нему, и о нравственном «воскресении» его после
письма; а это-то и было главным, так что все его вчерашние чувства, которыми я думал так обрадовать маму, естественно,
остались непонятными, хотя, конечно, не по моей вине, потому что я все, что можно было рассказать, рассказал прекрасно.
Я и не знал никогда до этого времени, что князю уже было нечто известно об этом
письме еще прежде; но, по обычаю всех слабых и робких людей, он не поверил слуху и отмахивался от него из всех сил, чтобы
остаться спокойным; мало того, винил себя в неблагородстве своего легковерия.
Это было варварство, и я написал второе письмо к графу Апраксину, прося меня немедленно отправить, говоря, что я на следующей станции могу найти приют. Граф изволили почивать, и
письмо осталось до утра. Нечего было делать; я снял мокрое платье и лег на столе почтовой конторы, завернувшись в шинель «старшого», вместо подушки я взял толстую книгу и положил на нее немного белья.
— Друг мой, успокойся! — сказала умирающая от избытка жизни Негрова, но Дмитрий Яковлевич давно уже сбежал с лестницы; сойдя в сад, он пустился бежать по липовой аллее, вышел вон из сада, прошел село и упал на дороге, лишенный сил, близкий к удару. Тут только вспомнил он, что
письмо осталось в руках Глафиры Львовны. Что делать? — Он рвал свои волосы, как рассерженный зверь, и катался по траве.
Неточные совпадения
Он прочел
письмо и
остался им доволен, особенно тем, что он вспомнил приложить деньги; не было ни жестокого слова, ни упрека, но не было и снисходительности. Главное же — был золотой мост для возвращения. Сложив
письмо и загладив его большим массивным ножом слоновой кости и уложив в конверт с деньгами, он с удовольствием, которое всегда возбуждаемо было в нем обращением со своими хорошо устроенными письменными принадлежностями, позвонил.
Получив
письмо мужа, она знала уже в глубине души, что всё
останется по-старому, что она не в силах будет пренебречь своим положением, бросить сына и соединиться с любовником.
К вечеру этого дня,
оставшись одна, Анна почувствовала такой страх за него, что решилась было ехать в город, но, раздумав хорошенько, написала то противоречивое
письмо, которое получил Вронский, и, не перечтя его, послала с нарочным.
Но поздно вечером, когда они
остались одни, Анна, видя, что она опять вполне овладела им, захотела стереть то тяжелое впечатление взгляда за
письмо. Она сказала:
После графини Лидии Ивановны приехала приятельница, жена директора, и рассказала все городские новости. В три часа и она уехала, обещаясь приехать к обеду. Алексей Александрович был в министерстве.
Оставшись одна, Анна дообеденное время употребила на то, чтобы присутствовать при обеде сына (он обедал отдельно) и чтобы привести в порядок свои вещи, прочесть и ответить на записки и
письма, которые у нее скопились на столе.