Неточные совпадения
Вошли две дамы, обе девицы, одна — падчерица одного двоюродного брата покойной жены
князя, или что-то в этом роде, воспитанница его, которой он уже выделил приданое и которая (замечу для будущего) и сама была с деньгами; вторая — Анна Андреевна Версилова, дочь Версилова, старше меня тремя годами, жившая с своим братом у Фанариотовой и которую я видел до этого времени всего только раз в моей жизни, мельком на улице,
хотя с братом ее, тоже мельком, уже имел в Москве стычку (очень может быть, и упомяну об этой стычке впоследствии, если место будет, потому что в сущности не стоит).
Я был так смущен только что происшедшим, что, при входе их, даже не встал,
хотя князь встал им навстречу; а потом подумал, что уж стыдно вставать, и остался на месте.
— Милый мой, ты чрезвычайно со мной бесцеремонен. Впрочем, до свиданья; насильно мил не будешь. Я позволю себе только один вопрос: ты действительно
хочешь оставить
князя?
— Женщины? А я эту женщину как раз видел сегодня! Вы, может быть, именно чтоб шпионить за ней, и
хотите меня оставить у
князя?
Затем я изложил ему, что тяжба уже выиграна, к тому же ведется не с
князем Сокольским, а с
князьями Сокольскими, так что если убит один
князь, то остаются другие, но что, без сомнения, надо будет отдалить вызов на срок апелляции (
хотя князья апеллировать и не будут), но единственно для приличия.
Так болтая и чуть не захлебываясь от моей радостной болтовни, я вытащил чемодан и отправился с ним на квартиру. Мне, главное, ужасно нравилось то, что Версилов так несомненно на меня давеча сердился, говорить и глядеть не
хотел. Перевезя чемодан, я тотчас же полетел к моему старику
князю. Признаюсь, эти два дня мне было без него даже немножко тяжело. Да и про Версилова он наверно уже слышал.
— Если бы вы
захотели мне сделать особенное удовольствие, — громко и открыто обратился он ко мне, выходя от
князя, — то поедемте сейчас со мною, и я вам покажу письмо, которое сейчас посылаю к Андрею Петровичу, а вместе и его письмо ко мне.
— Скажите,
князь, — вылетел я вдруг с вопросом, — не находите вы смешным внутри себя, что я, такой еще «молокосос»,
хотел вас вызвать на дуэль, да еще за чужую обиду?
Раз, например, именно в последнее время, он вошел, когда уже я был совсем одет в только что полученный от портного костюм и
хотел ехать к «
князю Сереже», чтоб с тем отправиться куда следует (куда — объясню потом).
Я и Версилову все старался внушать тогда о
князе одно хорошее, защищал его недостатки,
хотя и видел их сам; но Версилов отмалчивался или улыбался.
Версилов несколько раз намекал ему, что не в том состоит княжество, и
хотел насадить в его сердце более высшую мысль; но
князь под конец как бы стал обижаться, что его учат.
— Я не знаю, в каком смысле вы сказали про масонство, — ответил он, — впрочем, если даже русский
князь отрекается от такой идеи, то, разумеется, еще не наступило ей время. Идея чести и просвещения, как завет всякого, кто
хочет присоединиться к сословию, незамкнутому и обновляемому беспрерывно, — конечно утопия, но почему же невозможная? Если живет эта мысль
хотя лишь в немногих головах, то она еще не погибла, а светит, как огненная точка в глубокой тьме.
— Я
хотел только сказать, что ваша идея о дворянстве есть в то же время и отрицание дворянства, — сказал
князь.
— Алексей Владимирович Дарзан, Ипполит Александрович Нащокин, — поспешно познакомил их
князь; этого мальчика все-таки можно было рекомендовать: фамилия была хорошая и известная, но нас он давеча не отрекомендовал, и мы продолжали сидеть по своим углам. Я решительно не
хотел повертывать к ним головы; но Стебельков при виде молодого человека стал радостно осклабляться и видимо угрожал заговорить. Все это мне становилось даже забавно.
Я, конечно, обращался к нему раз, недели две тому, за деньгами, и он давал, но почему-то мы тогда разошлись, и я сам не взял: он что-то тогда забормотал неясно, по своему обыкновению, и мне показалось, что он
хотел что-то предложить, какие-то особые условия; а так как я третировал его решительно свысока во все разы, как встречал у
князя, то гордо прервал всякую мысль об особенных условиях и вышел, несмотря на то что он гнался за мной до дверей; я тогда взял у
князя.
—
Хочет ли
князь,
хочет ли Анна Андреевна,
хочет ли старый
князь. Узнать наверно.
Может быть, у меня было лишь желание чем-нибудь кольнуть ее, сравнительно ужасно невинным, вроде того, что вот, дескать, барышня, а не в свое дело мешается, так вот не угодно ли, если уж непременно вмешаться
хотите, самой встретиться с этим
князем, с молодым человеком, с петербургским офицером, и ему передать, «если уж так
захотели ввязываться в дела молодых людей».
— Ваши проиграл. Я брал у
князя за ваш счет. Конечно, это — страшная нелепость и глупость с моей стороны… считать ваши деньги своими, но я все
хотел отыграться.
Кроме этого, главного, страдало и мелочное самолюбие: проигрыш унижал меня перед
князем, перед Версиловым,
хотя тот ничего не удостоивал говорить, перед всеми, даже перед Татьяной, — так мне казалось, чувствовалось.
Дело в том, что, как только обнаружилось все о
князе, тотчас после его ареста, то Лиза, первым делом, поспешила стать в такое положение относительно нас и всех, кого угодно, что как будто и мысли не
хотела допустить, что ее можно сожалеть или в чем-нибудь утешать, а
князя оправдывать.
Во-вторых, составил довольно приблизительное понятие о значении этих лиц (старого
князя, ее, Бьоринга, Анны Андреевны и даже Версилова); третье: узнал, что я оскорблен и грожусь отмстить, и, наконец, четвертое, главнейшее: узнал, что существует такой документ, таинственный и спрятанный, такое письмо, которое если показать полусумасшедшему старику
князю, то он, прочтя его и узнав, что собственная дочь считает его сумасшедшим и уже «советовалась с юристами» о том, как бы его засадить, — или сойдет с ума окончательно, или прогонит ее из дому и лишит наследства, или женится на одной mademoiselle Версиловой, на которой уже
хочет жениться и чего ему не позволяют.
— Оставим, — сказал Версилов, странно посмотрев на меня (именно так, как смотрят на человека непонимающего и неугадывающего), — кто знает, что у них там есть, и кто может знать, что с ними будет? Я не про то: я слышал, ты завтра
хотел бы выйти. Не зайдешь ли к
князю Сергею Петровичу?
— Или идиотка; впрочем, я думаю, что и сумасшедшая. У нее был ребенок от
князя Сергея Петровича (по сумасшествию, а не по любви; это — один из подлейших поступков
князя Сергея Петровича); ребенок теперь здесь, в той комнате, и я давно
хотел тебе показать его.
Князь Сергей Петрович не смел сюда приходить и смотреть на ребенка; это был мой с ним уговор еще за границей. Я взял его к себе, с позволения твоей мамы. С позволения твоей мамы
хотел тогда и жениться на этой… несчастной…
Хотя старый
князь, под предлогом здоровья, и был тогда своевременно конфискован в Царское Село, так что известие о его браке с Анной Андреевной не могло распространиться в свете и было на время потушено, так сказать, в самом зародыше, но, однако же, слабый старичок, с которым все можно было сделать, ни за что на свете не согласился бы отстать от своей идеи и изменить Анне Андреевне, сделавшей ему предложение.
Он сходил и принес ответ странный, что Анна Андреевна и
князь Николай Иванович с нетерпением ожидают меня к себе; Анна Андреевна, значит, не
захотела пожаловать. Я оправил и почистил мой смявшийся за ночь сюртук, умылся, причесался, все это не торопясь, и, понимая, как надобно быть осторожным, отправился к старику.
[Дорогой
князь, мы должны быть друзьями
хотя бы по праву рождения… (франц.)]
— Ничего не надо заглаживать! не нуждаюсь, не
хочу, не
хочу! — восклицал я, схватив себя за голову. (О, может быть, я поступил тогда с нею слишком свысока!) — Скажите, однако, где будет ночевать сегодня
князь? Неужели здесь?
— Приведи, приведи ее сюда, — встрепенулся
князь. — Поведите меня к ней! я
хочу Катю, я
хочу видеть Катю и благословить ее! — восклицал он, воздымая руки и порываясь с постели.
По смерти его и когда уже выяснились дела, Катерина Николаевна уведомила Анну Андреевну, через своего поверенного, о том, что та может получить эти шестьдесят тысяч когда
захочет; но Анна Андреевна сухо, без лишних слов отклонила предложение: она отказалась получить деньги, несмотря на все уверения, что такова была действительно воля
князя.